Скорость. Назад в СССР 3

Хлебов Адам

Его среди этих людей точно не было. Он мог следить издалека. С другой стороны улицы.

Те же, кто нас окружал вряд ли слышали наш с Сашей разговор.

А может, мне все чудится? И мне просто показалось?

Для проверки я решил зайти в книжный магазин «Москва», он хорошо просматривается и имеет два выхода: один ближе к станции метро, другой ближе к Красной площади.

Зайдя первый вход, я юркнул в раздел советской художественной литературы, я взял книгу в руки.

Если за мной действительно

следят, то Толстяк должен сейчас потерять меня из виду.

А вот и он. Толстяк беспокойно продирался сквозь гущу покупателей, озираясь по сторонам. Он явно кого-то искал глазами.

Наконец, он заметил меня боковым зрением, складывалось впечатление, что он делал над собой усилие чтобы не повернутся в мою сторону.

Хотя его мимика подсказывала, что он испытал большое облегчение. Как и у многих полным людей молодого возраста, лицо его было по-детски простовато.

Морщины и брови его расправились, а плечи опустились. Он направился к ближайшему отделу, и повернувшись спиной, сделал вид, что рассматривает какую-то книгу.

Я улучшил момент, и проскользнул мимо него к выходу.

Все же, мне нужно было убедиться, что он выслеживает именно меня.

Я быстро вышел из книжного и направился дальше вниз по улице Горького в сторону Советской площади, где по иронии судьбы на коне восседал совсем не советский деятель Юрий Долгорукий, чья могила затерялась где-то в Киеве.

Ирония заключалась в том, что Князя Суздальского и Киевского поставили вместо московской статуи Свободы. Свобода держала в одной руке земной шар, который москвичи прозвали арбузом.

Статуя стояла напротив здания Моссовета и в народе ходила шутка о том Свобода против Моссовета стоит потому что у нас Моссовет стоит против свободы.

В 47 обветшавший памятник советской конституции снесли и поставили на его месте. Статую Долгорукого на лошади.

Существовала легенда согласно, которой Сталин пожурил скульпторов.

Вождь, внимательно рассмотрев модель, сказал только: «Почему у Вас, товарищ Орлов, Долгорукий сидит на кобыле? Жеребец подчеркнет мужественность основателя Москвы».

Скульптор и команда московских архитекторов проекта впала в ступор и говорят, что уже готовой статуе ночью срочно припаивали недостающий орган и сделали из кобылы коня.

Сразу за памятником был разбит небольшой сквер с фонтаном. Сам сквер загораживал большой транспорт, призывающий москвичей показать образцы коммунистического труда на субботнике.

За транспарантом скрывались скамейки, на которых пенсионеры и пенсионерки предавались чтению книг и газет. Там я выбрал неприметную скамейку в тени, сел и стал ждать.

Толстяк на всех парах пересекал Советскую площадь постоянно оглядываясь по сторонам.

Кому же я понадобился? На сотрудника милиции

он вовсе не был похож. Прямо скажем, что на преступника тоже.

Внешне он скорее напоминал героя комедийного фильма, я может быть и посмеялся, если бы не понимал, что за последние пару месяцев я чуть трижды не был отправлен на тот свет.

Идти за ним? Даже если я прижму его к стенке, велика вероятность, что я ничего не узнаю. Поэтому дождавшись пока он скроется из виду, я стал дворами возвращаться обратно к метро Пушинская.

Мне всегда очень нравилась эта «изнанка» Москвы. Она не былаа помпезной и выокомерной, как лицевые фасады центральных улиц.

Здесь можно было видеть, как кто-нибудь сушит на веревках огромные семейные трусы, выращивает на подоконнике георгины или рисует у окна картину.

Слышать, как кто-то репетирует на музыкальных инструментах.

Самое экзотическое, что мне приходилось слышать — это звуки барабанной установки.

Это было так здорово, что я потратил лишних двадцать минут, стоя и слушая, как неведомый барабанщик не сбиваясь все это время выдавал ритм.

Здорово для случайных прохожих и, конечно, не здорово для соседей.

Так можно сойти с ума. Но в тот раз никто не кричал, е возмущался, не требовал прекратить безобразие.

Изнанка Москвы имела свою особенную стать и атмосферу живого города. Вовсе не столичную. А простую и человечную.

Ее почти никогда не видят приезжие и гости столицы.

А если и видят, то в гонках за покупками и посещениями музеев и театров не успевают толком прочувствовать.

В это раз никто не играл на барабанах, наступала осень и город, как бы готовился ко встрече зимы.

Я шел прогулочным шагом сложив руки за спиной, оглядывался время от времени, чтобы убедиться, что я оторвался от слежки.

Я не пропускал ни одной телефонной будки — старался дозвониться до Сереги, но тот, как в воду канул.

Я хотел у него узнать, про братьев Махарадзе. Они были нашими прямыми конкурентами по пошиву чехлов.

И если то, что сказала Саша правда, то Серега будет знать об их делах на рынке все подробности.

Смерть Давида, осведомленность Саши были для меня неожиданностью.

Теперь нужно было узнать, как и почему умер Давид. Что-то мне подсказывало, что его смерть многократно аукнется. Кто разгромил его шоблу и бизнес?

Я представил того, о ком говорили на даче Махарадзе в Малаховке.

Кто этот серый кардинал нависал над миром в который я так мечтал попасть? Что за Генрих-Андрей Остерман дергал за невидимые ниточки в советских автогонках? Будет весело, если не только в советских.

Перед метро я еще раз внимательно осмотрелся, и ни не найдя ничего подозрительного, нырнул в подземку.