Скорость. Назад в СССР 3

Хлебов Адам

— Надо с ним поговорить.

— Надо, просто я хотела тебе сказать, что этой истории есть не только Гена.

А вопросительно смотрел на нее ожидая продолжения.

— Есть еще я, и есть еще ты. Я уже устала и поняла, что дети слишком большая ответственность для меня. Ну правда, я никогда раньше не думала, что с детьми так сложно.

Это было очень неприятно слышать, но я подумал, что чтобы не делалось, все делается к лучшему.

— Да-да, я все понял. Я заберу сегодня Генку.

— Ничего

ты не понял. Ты выслушай сначала, а потом кипятись. Генке про мать пока ничего не говорили, решили, что лучше всего его в спортинтернат в Филях отправить. Он уже ездил и смотрел, ему понравилось. Но если ты возражаешь, то тогда придется в детский дом возвращать.

— А есть еще варианты?

— Какие?

— Не знаю, может его в Суворовское училище определить?

— Нет, такой возможности нет, в Суворовское училище только после четырнадцати лет можно попасть.

— А усыновить, например? Это возможно?

— Если ты о себе, то усыновить тебе его не дадут. А вот так болтаться, как котенок, которого и утопить нельзя и оставлять невозможно. Ты пойми меня. Поначалу было терпимо, но в нем море дури. Я просто начала срываться на него. Орать. А потом, как вспомню, что он сирота, так самой, как Анне Карениной, хочется того… Чем тебя спортинтернат не устраивает? Ребята уже договорились.

Марго понять можно. В конце концов она не обязана заниматься чужим беспризорными мальчишкой.

Странно ожидать от них с Генкой, что они будут относиться к друг другу, как мать и сын.

Какая бы ни была сволочь и пропойца Генкина «мамаша», она для ребенка единственная и неповторимая, самая родная мама.

Марго и так сделала больше, чем я просил.

В принципе, этот вариант для мальчишки был лучшим из возможных.

Мне не нравилось, что этим занимается комитетчики. Чувствовалось, что я буду находиться в некоторой зависимости. Но я и так сейчас зависел от Марго.

Немного подумав я сказал:

— Хорошо, если важно мое мнение, то я не против. Но мне надо поговорить с ним и убедиться, что он действительно хочет.

— Ну вот и отлично. Поговори. Об остальном не переживай. Я обо всем позабочусь и буду ездить к нему каждую неделю. Ты смотри по своему графику. Ограничений нет. Он пойдет по комитетовскому резерву. У него будут иные условия, чем у остальных. Прадва нельзя злоупотребять, чтобы не разбаловать.

— Хорошо.

— Так о чем говорил с ребятами?

— О Волгах.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то этот твой Комиссаров пытался меня завербовать.

— Кто? Комиссаров? — у Марго округлились глаза.

— А то нет! Думаешь, его водитель?

— Его водитель? Да ты шутишь!

Марго начала громко смеяться.

— Что смешного?

— Водитель… — у нее из глаз брызнули слезы от смеха, — ну ты даешь, Каменев!

Это не водитель, а Колобанов Георгий Михайлович. Ты говорил с первым заместителем руководителя управления. Вообще он мировой мужик.

Вот это поворот. Неужели я мог так ошибаться.

— Водителем у него, как раз Комиссаров.

— И ты знала, что они пришли меня вербовать?

— Нет, что ты? Конечно, нет. Для меня самой это полная неожиданность. Гергий Михайлович и Виктор Иванович должны были обсудить с тобой поступление Генки в спортивный интернат.

— Они удивительным образом забыли это сделать.

— Клянусь тебе, я ничего не знала.

«Не приучай уст твоих к клятве, ибо в ней великое несчастье». Вспомнилось мне откуда-то. Я почему-то теперь внутренне не доверял Марго.

— Ну не знала, так не знала. Всякое в жизни бывает. Я например давно убедился, что смешивать разные компании друзей — дурацкая затея. Тебе хочется общего единения, но этого почти никогда не происходит. Дружба дело интимное, а не общественное.

— Что ты им ответил если не секрет?

— Не секрет, сказал, что подумаю.

— А ты никогда не думал, о том, чтобы поступить в школу КГБ или милиции?

— Неа, мне свободная жизнь нравится.

— Да? Ты серьезно? И о какой свободе ты говоришь? Если так подумать, то человек у нас, конечно, более свободен, чем на западе, но все равно. Учишься ты не по своей воле, служишь в армии. У тебя нет особого выбора, где и как работать. Куда пошлют после ВУЗа по распределению, туда и поедешь как миленький. Человек становится свободнее, лишь когда приближается к власти. Вот где сила и свобода. Разве ты не понимаешь?

— Для меня все по-другому.

— Как по-другому? Расскажи.

— Чем дальше я от власти, тем я более свободен. В гонках вся моя свобода, только я решаю, как и куда ехать. Я сам сила и свобода одновременно. Нее, мне твой вариант не нравится.

— Гонки рано или поздно закончатся, чем займешься тогда?

— Вот когда закончатся, тогда и подумаю. Буду чинить машины или стану директором автобазы, а может буду на рынке в Южном порту спекулировать импортными запчастями.

Марго сморщила свой носик.

— Мне кажется, что ты способен на большее. Мечтать нужно о великом.

— На что, например?

— Неужели тебя не влекут дальние страны, работа разведчика, когда ты рискуя жизнью, добываешь секретную информацию врага. Ну или наоборот ловишь шпионов?

— Неа, не влекут.

— Я думала всех мужчин влечет такое. Ты же не серьезно мечтаешь барыжить или как там на жаргоне, утюжить, прости за мой французский, запчастями на рынке? Ты же наверняка о чем-то другом мечтаешь. Ну там, стать чемпионом, побить рекорд, развить самую высокую скорость на автомобиле?