Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Одержанная победа была сладостной, хотя и не доставляла той радости, какую принесла бы шесть месяцев назад, когда Зельда отвергла его. Фицджеральд уже не в силах был возродить в душе трепета первой любви. Он стал профессиональным писателем, и все то, что прежде так очаровывало его — ее чувства, слова, — теперь подвергалось им анализу как материал, который он использует в своих будущих произведениях. Но, когда он в письме Зельде уподоблял ее и себя двум пожилым людям, растратившим самое дорогое, чем они обладали, она попыталась убедить его, что они его еще не обрели. «Наша страсть, нежность и душевный пыл — все, что способно расти, растет. И поскольку одновременно мы становимся старше и мудрее и строим наш замок любви на твердом основании, нами ничто не утрачено. Первый порыв не может продолжаться всю жизнь, но породившие его чувства еще так живы. Они подобны
Из Монтгомери Фицджеральд вернулся в Нью-Йорк, где снял шикарный номер в отеле «Никербокер». К этому времени он уже опубликовал один рассказ в «Сатердей ивнинг пост». Как-то три принстонца, которых он знал еще по Сент-Полу, заглянули к нему и застали его в легком подпитии. Несколько мальчишек-посыльных сновали вокруг, помогая ему одеться. Повсюду были разбросаны двадцати- и пятидесятидолларовые бумажки. Перед тем как спуститься вниз, Фицджеральд засунул в каждый карман пиджака и жилета по банкноте так, чтобы они были видны. Прежде чем покинуть отель, друзья незаметно извлекли деньги из его карманов и оставили их у кассира отеля. Фицджеральд порывался свезти их к «своему бутлеггеру» (в то время они еще были редкостью) и достать каждому по бутылочке виски. Когда он вернулся в отель, администратор обрушился на него с руганью: уходя, Скотт забыл перекрыть кран и затопил номер.
Люди и компании неудержимо манили к себе Фицджеральда. Однако он осознавал значение самодисциплины для писателя. Как-то в Сент-Поле на Рождество он не пошел на маскарад и остался дома, чтобы поработать. Друзья названивали ему весь вечер, уверяя, что он многое теряет. Некий известный всему городу человек, сообщили они, нарядился в костюм верблюда и вместе с таксистом, который был второй половиной животного, угодил по ошибке к кому-то на званый ужин. Весь следующий день Фицджеральд потратил на сбор деталей об этом происшествии и позднее в течение двадцати одного часа сочинил рассказ на 20 тысяч слов. Он начал писать его в восемь утра, закончил первый вариант к семи вечера, переписал его между семью и половиной пятого ночи и в пять отправил в издательство. «Пост» приобрел «Спину верблюда» за 500 долларов. Выпадали и такие легкие удачи.
К этому времени Эдмунд Уилсон и Джон Пил Бишоп познакомились с рукописью «По эту сторону рая». «Самое поэтическое в романе, — восхищался Бишоп, — это его название. Лучше не придумаешь!» В целом он охарактеризовал произведение как «чертовски милое, а местами просто чудесное; единственный его недостаток — это избыток чувств и отсутствие динамизма в развитии фабулы». Уилсон проявил большую сдержанность в оценке романа. «Как интеллигент, твой герой, — упрекал он Скотта, — фальшь чистейшей воды. Меня ничто так не позабавило, как его взгляды на искусство, политику, религию и общество… Было бы неплохо, если бы ты умерил свой художественный пыл и больше внимания обратил на форму… Я считаю себя вправе давать советы, потому что ты можешь, как мне представляется, очень легко превратиться в популярного автора романов-поделок… Выработай в себе скептицизм и почитай что-нибудь еще, помимо современных английских романистов. Все эти истории молодого человека уже порядком поднадоели; кроме того, они всегда казались мне дешевым приемом… Но книга мне все равно понравилась. Я читал ее с большим удовлетворением и не удивлюсь, если она доставит приятные минуты и многим другим любителям литературы».
Фицджеральд и в самом деле стоял перед дилеммой, о которой говорил когда-то Альфреду Нойзу. К стремлению стать серьезным писателем примешивалось желание много зарабатывать. Но глубокие, окрашенные пессимизмом творения, органично выходившие из-под его пера, не отвечали духу сентиментального оптимизма, присущему высокогонорарным популярным журналам. Он спрашивал своего литературного агента, есть ли «хоть какая-нибудь возможность напечатать трезвое или пессимистическое произведение где-нибудь, кроме как в «Смарт сет», или реализм ставит преграду на пути в любой сносно платящий журнал независимо от мастерства автора?». В связи с задуманным новым романом он задал агенту аналогичный вопрос: «Имеют ли, по Вашему мнению, такие повести, как «Соль» Чарлза Норриса, «Юрген» Кейбелла [74] или «Дженни Герхардт» Драйзера, хоть один шанс из миллиона быть изданы массовым тиражом?
74
Кейбелл Джеймс Бранч (7879–1958) — американский романист. Действие большинства его произведений происходит в вымышленной стране и носит фантастический характер. Вместе с тем в них чувствуется влияние натурализма. Наибольшей популярностью пользовался «Юрген» (1919).
– прим. М.К.
В январе он уезжает в Новый Орлеан, чтобы, уединившись в пансионе, начать писать, но после взлета, последовавшего за успехом романа, вдохновение покидает его. Он дважды посещает Монтгомери, чтобы повидать Зельду. После того как его первый рассказ был принят для постановки в кино, он купил ей в подарок платиновые часы с бриллиантами и огненного цвета веер из страусовых перьев. Такие вееры считались верхом шика, и Фицджеральд с тоской взирал на них в витринах богатых магазинов в ту безденежную весну в Нью-Йорке.
Было решено, что Зельда и Скотт поженятся сразу же после выхода книги в свет. Госпожа Сэйр примирилась с этой неизбежностью, хотя их молодость и несерьезность и вызывали у нее опасения. «Как вы знаете, у Зельды было несколько поклонников, но Вы, по-видимому, единственный, к кому она проявляет более-менее постоянное внимание, — сообщала она Скотту, явно греша против истины. — У меня нет возражений против Вашей веры (Сэйры принадлежали к англиканской церкви. — Э.Т.). Порядочный католик ничем не хуже любого другого человека. Но чтобы наставить Зельду на путь истинный, Вам придется взывать за помощью к самому Господу Богу… Ее не назовешь уступчивой, и порой она склонна проявлять свой нрав. Поэтому, когда она куксится, улыбнитесь ей своей мягкой улыбкой и спокойно продолжайте заниматься делом. Через какое-то время Вы услышите, как она уже мурлыкает не имеющую мелодии песенку «Пара-па-пам-пара-па-па», и все станет на свои места».
В середине февраля Фицджеральд перебрался в Принстон и, поселившись в «Коттедж клаб», стал ожидать приезда Зельды. «По эту сторону рая» был опубликован 26 марта. Жившему в то время в Принстоне писателю Стратерсу Берту навсегда запомнился тот прохладный солнечный день, когда «незадолго до полудня раздался звонок в парадную дверь и в комнату вошел молодой человек, как две капли воды походивший на архангела. От всего его вида исходила отрешенность и таинственность, ассоциирующаяся обычно с божественными созданиями. Он был прекрасен и немного загадочен». Фицджеральд, которому нравились короткие рассказы Берта, объявил, что он пришел подарить ему первый экземпляр «По эту сторону рая». Если верить Скотту, это была первая из его многочисленных книг с дарственными надписями, которые он делал со свойственным ему одному росчерком. Никакое другое занятие не доставляло ему большего удовольствия.
В одном из писем Скотту Зельда писала: «Наша сказка подходит к концу. Скоро мы поженимся и в счастье и согласии проживем всю нашу остальную жизнь точно так же, как та принцесса, заточенная в башне, которая не давала покоя тебе и так злила меня своим постоянным присутствием». Сразу же после приезда Зельды в Нью-Йорк Фицджеральд отправил ее по магазинам с девушкой, вкусу которой доверял, поскольку понятия Зельды о стиле с сотней оборок и прочих ненужностей не соответствовали представлениям нового окружения, в котором она очутилась. Они обвенчались 3 апреля в соборе святого Патрика. Шафером был товарищ Скотта по Принстону Людлоу Фаулер, а подружками Зельды — ее сестры Марджери и Клотильда. Ни родители Скотта, ни старшие Сэйры на церемонии не присутствовали.
Когда Фицджеральд ступил на улицу из собора, открывавшиеся перед ним перспективы казались беспредельными: он завоевал сердце девушки, о которой мечтал, и уже готовилось второе издание «По эту сторону рая». Но дело было не только в том. В воздухе пахло бумом, Америка стояла на пороге «величайшего безудержного карнавала в своей истории», о котором Фицджеральду предстояло поведать миру.
ГЛАВА VIII
Знавшие Фицджеральда по Принстону, и в последний период по Нью-Йорку, относились к нему скептически. «В то время мы были слишком влюблены в себя, — вспоминал один из них, — все погружены в свои мелкие заботы. Само предположение, что однокурсник, кропавший стишки для «Треугольника», станет автором книги, которая сделает его знаменитым, казалось невероятным!»