Скованные льдом
Шрифт:
Он только что заставил меня подумать о члене Танцора. Мысль настолько неловкая, что
я начала прыгать с ноги на ногу.
– Причем тут члены? Я всего лишь хочу посмотреть фильм сегодня вечером.
– Какой?
– Какая разница?
Он многозначительно смотрит на меня.
– Крик-4. Доволен?
– Так себе.
– А Танцор сказал, что он классный, - раздраженно отвечаю я. Неужели его смотрели все,
кроме меня?
– И это многое говорит о нём.
– У тебя
– Да. Из-за него ты на взводе сегодня, и это отражается на мне. Так что или угомонись,
или мне придется угомонить Танцора.
Я опускаю руку на рукоятку меча.
– Только попробуй отобрать у меня что-нибудь.
– Не вынуждай меня.
Он обнажает клыки. Качая головой, я спрашиваю:
– Чувак, что ты такое?
Он пристально смотрит на меня, и я замечаю в его глазах что-то, но до меня так и не
доходит что именно. Что-то, что я должна знать, но никак не могу понять. В маленьком и
замкнутом пространстве офиса ветер дует все сильнее, и я осознаю, что он вибрирует, тоже.
И производит ветер, тоже. Я вне себя. Есть ли хоть что-нибудь, что я могу, а он - нет? Я
опускаю взгляд и сквозь стеклянный пол вижу, что все внизу в "замедленной съемке". Мы
оба в стоп-кадре. Я даже не заметила, как ускорилась.
Он замедляется первым.
Еще секунда, и я тоже беру себя в руки. Сажусь в кресло и перекидываю ногу через
подлокотник, всем видом изображая воинственность. Язык жестов - мой родной язык.
Риодан как океан. Он такой, какой есть. И не собирается меняться. Нет смысла плыть
против течения. Нужно просто плыть по нему. Риодан держит меня на коротком поводке, и
отпускать не собирается.
– Ну и что будем делать сегодня ночью? Босс, - я вложила все свое раздражение в
последнее слово.
Снова этот загадочный взгляд. Иногда его легко "прочесть", но иногда все, что я вижу на
его лице: два глаза, нос и рот.
Я закатила глаза.
– Что?
– Кое-что надвигается. Я собирался тебе об этом рассказать, - он возвращается к своим
бумажкам, выпроваживая меня.
– Можешь идти.
Я выпрямляюсь.
– Серьёзно? Ты не шутишь?
– Проваливай, детка. Иди, смотри свое кино.
Я срываюсь с места. Открываю дверь.
– Но поаккуратнее с ледяными точками. Слышал, они смертельно опасны.
Я замерла на пороге, злая до чертиков. Я была счастлива ровно одну секунду, пока он
все не разрушил.
– А ты не мог промолчать? Ничего не можешь с собой поделать, да? Ты просто должен
был обломать кайф. Но знаешь что, чувак, некоторые люди умеют получать от жизни
удовольствие.
– Мудрые люди сначала делают свою жизнь безопасной, а потом уже
Глупцы умирают, получая от жизни удовольствие.
Скиттлс, мясо и Танцор ждут меня. Я открываю шоколадный батончик, перескакивая с
ноги на ногу.
– Но что если у мудреца дело так и не доходит до удовольствий?
У меня еще все впереди. Иногда я просто хочу побыть собой. Четырнадцатилетней и
свободной.
– Возможно, мудрец знает, что жизнь сама по себе уже удовольствие.
– С прошлой ночи появились новые ледники?
Мне стоило держать рот на замке. Не нужно было спрашивать. Ответственность ложится
на мои плечи тяжким бременем, когда он утвердительно кивает.
И он подсыпает соль на рану:
– Но может тебе повезет, и ты посмотришь фильм со своим дружком, и ничего не
случится. Хорошая новость заключается в том, что если даже что-нибудь и случится, ты об
этом так и не узнаешь.
Потому что буду мертва. Хорошая новость, черт возьми. Риодан знает, как вить из меня
веревки.
Я закатила глаза, закрыла дверь и села на свое место. Побуду четырнадцатилетней
попозже. Может, в следующем году. Когда мне будет пятнадцать.
Не поднимая головы, он говорит:
– Я сказал, проваливай отсюда, детка.
– Кончай с бумажками, чувак. Народ гибнет. Нас ждет работа.
***
Этот случай на южной окраине Дублина, в предместье, побил все рекорды.
Позади ветхой лачуги с перекошенным крыльцом и дырявой крышей, похожей на
беззубый рот какого-нибудь старика, заморожены мужчина, женщина и маленький мальчик.
Они занимались стиркой тем древним способом, которым обычно Ро стирала свою мантию.
Она говорила, что это помогает ей оставаться смиренной. Как будто старая ведьма была хоть
немного смиренной.
Руки мужчины примерзли к древней стиральной доске, а к его шее примерзла странная
металлическая штука, типа тех, которые фиксируют голову при переломе шеи. Ребенок
застыл, стуча ложкой по крышке видавшей виды кастрюли. Я не могла заставить себя
смотреть на него. Меня убивает, когда погибают дети. Он ведь даже не пожил. Женщину лед
настиг, когда она доставала рубашку из тазика с мыльной водой. Я остановилась у края
лужайки, дрожа, и пыталась заметить как можно больше деталей со стороны, готовясь к
стоп-кадру. Если это место похоже на остальные, то оно вот-вот взорвется.
– Как ты вообще узнал об этом случае?
Про пабы все понятно, даже про фитнесс-центр, потому что они в Дублине, а Риодан
знает все, что происходит в городе. Но это же деревенские фермеры.
– Я знаю все.
– Да, но как?