Скованные льдом

Монинг Карен Мари

Что увижу его и пойму: в моих снах лишь жалкое подобие ему. Что буду смотреть на

него и смеяться над той властью, которую надо мной имели сны о нем. Что, проверив на

месте ли он, смогу как-то освободить не его, но себя.

Колени задрожали. От желания пересохло во рту.

Здесь нет для меня никакого освобождения.

Я так близко к нему, что безумно хочу раздеться на месте и закружиться в диком танце

вокруг его клетки, страстно напевая неизвестно откуда знакомую

мне нечеловеческую

мелодию. Так близко, что вынуждена прикусить язык, чтобы не застонать от желания.

Так близко, что ощущаю себя животным.

Я уставилась на свои побелевшие руки, тонкие пальцы стискивали светящиеся прутья

клетки, а перед глазами стояла картина, как я обхватываю ту часть тела Крууса, которая

сделала из меня блудницу. Как сжимаю его так же, как вчера ночью, и позавчера, и

позапозавчера. Как изогнулись в улыбке губы. Как мягко обхватываю его губами и вбираю в

рот.

Я замечаю, что мои пальцы блуждают у перламутровых пуговиц блузки, и отвожу их.

Представляю, какое постыдное зрелище увидят мои девочки: их новая Грандмистрисс

прыгает голышом вокруг клетки Крууса. Так эротично. И так ужасно одновременно.

Свобода пугает тебя, потому что ты никогда не позволяла ощутить себя свободной, –

говорил Круус прошлой ночью во сне.

Не один я в клетке. Ты чувствуешь стыд вовсе не из-за меня, а из-за того, что тоже

заключена в клетку, которую сама для себя создала. Ты с детства ощущаешь самые

темные чувства людей, знаешь, какие монстры скрываются внутри них, и путаешь свою

страсть с их монстрами. Это разные вещи, моя возлюбленная Кэт. Совершенно разные.

Он говорит, что я сдерживаю свою страсть. Что просто не позволяю себе прочувствовать

хотя бы толику ее. Говорит, что моя любовь к Шону - выдумка. Что я просто ищу комфорта

и безопасности и не знаю, что такое любовь. Утверждает, что я выбрала Шона только

потому, что он тоже не чувствует страсти. Он говорит, что мы не бежим навстречу друг

другу в порыве любви, а скорее убегаем в страхе от таких чувств.

Освободись, – говорит он.

Приди ко мне. Выбери меня.

Боже, помоги мне. Я иду долиной смертной тени, просвети и направь меня.

Я отдергиваю руки и отступаю назад. Я больше никогда не должна сюда приходить.

Я «заблокирую» его – воздвигну в своем сознании препятствия, как поступала в юности,

чтобы защитить себя от жутких,

приносящих боль эмоций моих близких.

Уже отвернувшись, я услышала тихий, едва различимый шум. Не хочу возвращаться. Я и

так с трудом заставила себя уйти отсюда.

Но, все же поворачиваюсь. Я же Грандмистрисс. Просторная зала освещается

настенными факелами и кажется пустой. Здесь нет ничего, кроме каменной плиты, клетки

Крууса и меня. Если кто-то и есть, он или за каменной плитой, или же с обратной стороны

клетки. Прячется. Тихо. Ждет, когда я уйду.

Осознавая свое положение в аббатстве, я отвожу взгляд от скованного льдом принца и с

поднятой головой и выпрямленными плечами спокойно обхожу по периметру его клетку.

Заворачиваю за угол.

– Марджори, – говорю я. Она стоит напротив того места, где мгновенье назад стояла я.

Если бы она не издала ни звука, я бы так и не узнала об этом.

– Кэт.

Враждебность накатывает на меня горячими волнами. У человеческих эмоций есть

температура и цвет, а когда они такие сильные, то приобретают и текстуру.

Эмоции Марджори красного цвета, горячие, и по структуре напоминают медовые соты,

крошечные ячейки которых заполнены коварством, злобой и обидой. Я знаю кое-что об

обиде: это яд, который ты пьешь сам, но ожидаешь, что умрут другие.

Я классифицировала эмоции сколько себя помню. Разбираться в человеческих сердцах

все равно, что идти по минному полю. Почувствовав эмоции некоторых людей всего

однажды, в дальнейшем я всегда старалась избегать их. Эмоции Марджори глубоко

противоречивы и опасны.

Интересно, если бы я смогла почувствовать себя, я тоже была бы как горячие, красные

соты лжи и обиды?

"Но я не хочу быть лидером!" – кричит моя душа.

– Хотела убедиться, что мы ничего не пропустили в решетке, – проговорила она. –

Боялась, что он ненадежно заперт.

– Я тоже хотела убедиться. То есть и сейчас хочу.

– Великие умы... – она натянуто улыбается, сжимая прутья так, что побелели костяшки

пальцев.

Я не продолжаю пословицу "думают одинаково", потому что к нам это не относится.

Она жаждет власти. Я стремлюсь к простой жизни. Если бы я могла выбирать, я бы стала

прекрасной женой рыбака. У меня был бы домик у моря, пятеро детишек, кошки и собаки. А

она бы стала великим Наполеоном.

Мы настороженно рассматриваем друг друга.