Скованные намертво
Шрифт:
— Что тут произошло? — спросил Савельев у следователя прокуратуры.
— Толпа ворвалась. Разгромили зал, уложили из пистолетов трех человек. В запале настучали прохожим на улице.
— Большая толпа?
— Человек пятнадцать. Обычное дело. Пора привыкнуть.
— У Каганова была война с ореховскими и нагатинскими, — сказал Савельев. — Молодняк, отморозки. С начала года не проходило месяца, чтобы то с одной, то с другой стороны кого-нибудь не завалили.
— Надо всех в трюм прятать. И работать, — сказал Аверин.
Оперативники рыскали по окрестным улицам. Но очередь записываться в свидетели
Подъехал «Мерседес», откуда вылезли четыре руоповца во главе с начальником отдела Долгушиным. Тот поздоровался с Авериным и Савельевым, почесал бритый затылок, покачал головой:
— Минус три.
— Что? — спросил Аверин.
— Тремя ублюдками меньше, — пояснил Долгушин.
— Да, кавалергарда век недолог, — хмыкнул Савельев.
— Нагатинские потрудились. Отморозки. Их стиль. Не только грохнуть несчастного человека, но так, чтобы все видели, принародно. Да еще и карманы у случайного прохожего вывернуть, — Долгушин рубанул воздух ладонью. — Надо всю братву собирать и на нары рассаживать. По списку. Кто-то да расколется.
В отделе милиции муниципального округа Орехово-Борисово сотрудников разбили на группы и отослали собирать нагатинскую братву. К забаве присоединился и Аверин, обожавший такую работу. За ночь он с группой вломился в три квартиры. На одной нашли сопливого отморозка — после первого удара по уху он размазал сопли, но колоться не собирался.
Наутро в трюме — в ИВС — собралось семь человек нагатинских. Брали достаточно жестко, многих было грешно предъявлять на опознание. Но бандиты упорно молчали. «Не был, не знаю, без адвоката не буду говорить». Уголовники преступного мира боятся куда больше, чем закона. Закон — добр. Закон — что дышло: куда повернешь, туда и вышло. Закон можно обойти, его блюстителей можно купить. Ответственности можно избежать. Умные адвокаты отыщут отмазку. Даже если загремишь в тюрьму, отделаешься небольшим сроком и скоро выйдешь. А преступный мир жесток. Он карает смертью. У преступников пропал страх перед правосудием. И Аверин в очередной раз убеждался в этом. Сопляки вообще отказывались говорить или наглели, начинали сыпать угрозами, пока не получали резиновой дубинкой по ребрам. Тумаки проглатывали безропотно. Воспринимали их как одну из тягот бандитской службы.
Следователь не был уверен, стоит ли задерживать отморозков. Он что-то долдонил о нехватке доказательств. Свидетельская база — нулевая. Вешдоков практически нет. Со следами эксперты поработали привычно плохо. Совершенно очевидно, следователю неохота ничего расследовать. Убили и убили трех авторитетов. Еще лет пять назад убийство для правоохранительных органов приравнивалось к небольшому землетрясению — все на борьбу с ним. Сегодня в прокуратуре и МВД каждый делает свое дело ни шатко ни валко. В результате расследование почти не продвигается. На благоприятный исход Аверин не рассчитывал. Вообще в последнее время он все решительнее избавлялся от груза надежд. Россией правила безнадега.
Домой Аверин попал лишь на следующий вечер. Пушинка встретила его требовательным мяуканьем.
— Голодная, кошка? —
— Что кошке принесли, а? — спросил он, беря ее на руки. В ответ прозвучало вопросительное «мяу».
— На, — Аверин вынул из кармана подобранный на месте происшествия пластмассовый шарик. Бросил, шарик начал подпрыгивать на полу, и Пушинка завороженно следила за ним. А потом бросилась в атаку. Аверин минут десять смотрел, как котенок носится по комнате, бьет лапами, прыгает, как сумасшедший.
— Баскетбольная команда, — прошептал он.
Усмехнулся, представив, как он выглядит — битый час смотрит на играющего кота. Но зрелище веселое — терапия после рабочего дня. Он потянулся к пульту и включил телевизор.
— Мы должны поддерживать поколения, которые идут за нами. Думать о будущем и одновременно не заботиться о стариках невозможно. Поэтому и создан наш фонд помощи футболистам, — твердил по телевизору знаменитый мафиози Отари Квадраташвили.
— Анафема, — покачал головой Аверин и выключил телевизор.
— Лапуля, ты меня совсем забыл? — послышался в телефонной трубке воркующий женский голос.
— Нет, не совсем, — со вздохом ответил Аверин, испытывая желание нажать на рычаг. Он устал. У него было плохое настроение.
— Забыл, не притворяйся, — ворковала Наташа.
— Не буду притворяться.
В трубке послышалось нечто, похожее на возмущенное фырканье.
— Я тебя хочу увидеть.
— Но…
— Сколько сейчас? Девять вечера? В полдесятого буду.
— Но…
— Никаких но, лапуля. Я тебя люблю.
Послышались гудки.
Почему ему попадаются только бесцеремонные женщины? Сначала они скромные, но постепенно начинают хозяйничать в его доме все больше и больше, и однажды он понимает, что с ними надо расставаться. А расстаться не может.
Через полчаса будет. Надо осмотреть до этого времени квартиру, поискать, не осталось ли чего после визита Светланы. Наташа страшно ревнивая. Она считает, что имеет на него какие-то права. Она прекрасно знает свои возможности — водит машину на предельной скорости, курит по пачке в день, тягает штангу, сгоняя излишний вес. И любовью занимается по-хозяйски, напористо, как будто берет вес на помосте. Если Светлана — изнеженная декадентка, то Наташа — эдакая амазонка. Она появилась как обещала — минута в минуту. Поставила авоську с продуктами на пол. Деловито кивнула, прошла в комнату, распространяя запах дорогих духов. Она была одета в скромный костюм, обтягивающий крепкое, немного полноватое тело. Разложила на столе пакеты с сыром, ветчиной, шампиньонами, извлекла бутылку джина и пластмассовый двухлитровый баллон с тоником.
— Сейчас тяпнем по маленькой, — она потерла ладонями.
— Ты уже тяпнула. Не хватит? — осуждающе произнес Аверин.
Наташа, в отличие от Светы, любившей только йогурты, испытывала слишком большую симпатию к спиртным напиткам. Она работала в туристической фирме, каталась по всему свету, после второй рюмки начинала хвалить «этот долбаный Запад», после третьей ругала «этот драный совок», после пятой шло: «все мужики — сволочи», после шестой: «а ты, Аверин, первая сволочь».
— Немного, лапуля… А это кто? — она кивнула на Пушинку, которая вскочила на стол и потянулась к колбасе.