Скованные одной цепью
Шрифт:
Сажусь рядом с ней на краешек кровати. Легонько прикасаюсь к щеке моей блондинистой упрямицы. Тёплая. Значит ей уже лучше.
— Всё будет хорошо, сладкая моя… — тихо шепчу, осторожно беря её тонкое запястье, из которого торчит игла-катетер капельницы. — Я тебя никому не отдам.
Лёгкое шебуршание под одеялом, которым укрыта Алёна, и из-под него высовывается нос Васьки.
— Не отдадим её никому, правда, Василий? — обращаюсь я к нему.
Он пыхтит одобрительно и вопросительно смотрит на меня.
— Она поправится и всё будет хорошо, — уверяю я и его и
Я тяжело вздыхаю, понимая, что вернуть уже ничего нельзя и невозможно исправить то, что случилось.
Она активировала кристалл, когда поняла, что нужно обезвредить сразу всё оружие группировки, но начала слишком рано, не дождалась, пока маги вольются в её поток. Они влились, но к тому времени она была уже истощена и потеряла сознание. А ребята закончили то, что начала она и кристалл сиял ещё несколько минут. Вскоре, поняв, что их оружие стало бесполезной железкой, армия повстанцев сдалась. В рукопашную они сражаться не стали, понимая, что это самоубийство. Ведь к тому времени, как раз подоспели вертолёты Служб Безопасности Техроса и Магроса, из недр которых к нам на подмогу вывалило не меньше трёх сотен обученных и вооружённых до зубов спецназовцев, как технарей, так и магов.
Повстанцы, хмуро косясь на победителей, выходили из здания без попытки сопротивления. А я, не обращая внимания на боль в плече, рванул искать Алёну. Меня задело таки лучом и он с лёгкостью расплавил мои доспехи, которые впились металлическими пластинами в моё тело. Но я не ощущал боли. Я искал её, я звал её, а она не отзывалась.
— Алёшка! — орал я, взбегая по хрустальным ступеням.
Лишь гулкое эхо кричало мне в ответ, будто насмехаясь: «Алёшка…Алёшка…»
Я не знал, куда бежать и где искать её, когда услышал рёв ящера. Тогда я понял, она где-то там, рядом с ним, ведь она его приручила. Взбежав на четвёртый этаж, увидел монстра и понёсся к нему. Он загораживал весь проход и злобно бросался на меня.
— Алёшка! — орал я, когда стальные челюсти лязгали в сантиметре от моего лица.
— Тимар! Это свой, не трогай его! — голос Клада заставил рептилию присмиреть и посторониться, давая мне проход на балкон.
— Она жива?! — закричал я, когда увидел Клавдия, сидевшего на полу, на руках которого безжизненно лежала моя Волкова.
— Жива, — мрачно ответил Клад, — только, кажется, магию потеряла…
Дальнейшие события помню урывками, потому что всем своим сознанием пытался пробиться в сознание её. Мысленно звал, кричал, ругался, грозился, объяснялся ей в любви, а в это время держал её на руках и мы летели в госпиталь в столицу Магроса.
Снова мысленно звал, кричал, ругался, грозился, объяснялся ей в любви, а в это время лучшие доктора осматривали её, а потом вынесли диагноз: здорова, в коматозном сне, поток истощён.
Опять мысленно звал, кричал, ругался, грозился, объяснялся ей в любви, когда привёз её в свою квартиру и уложил здесь, на кровать в спальне.
Теперь каждые 12 часов ставлю капельницу и сижу здесь с ней рядом. Уже не кричу, не ругаюсь, не грожусь, только шепчу, что люблю, что мне нет жизни
Она спит, а я не знаю, как её разбудить.
Отец приезжал, привозил доктора для меня. Тот извлёк оплавленные пластины моих доспехов из плеча, уколол антибиотики и наложил повязки. Теперь медсестра из госпиталя МТСБ приезжает и меняет их.
Сегодня получил четыре сообщения, что должен вернуть гражданку Волкову в госпиталь Службы Безопасности Магроса. Четыре раза ответил: «Нет. Ни за что!»
Отец звонил, просил «не дурить».
Я его чуть не послал. Он же понимает, что запрут они Алёну в своём секретном учреждении и я больше её никогда не увижу. А реально ведь не помогут ей. Помочь ей могу только я. Я с ней связан душой, телом, магией, мыслями…
Обнимал её, целовал безжизненные губы, но… она спит, не отвечает…
Как разбудить тебя, моя маленькая девочка?
Грохот и скрежет когтей на балконе вырывает меня из невесёлых мыслей. Рычание ящера, пронзительный визг соседской барышни и грозный голос её супруга, сопровождаемый грохотом чего-то тяжёлого в стену:
— Убери нахрен этого монстра!!! Я буду жаловаться! Полицию вызову!
Да, вот она моя зубастая действительность. Я тяжко вздыхаю.
Ящер считает, что он питомец Алёны, и сколько я ни просил его оставаться в Райских Садах Техномагического Института Зоологии, он всё равно прилетает и, взгромоздя свой толстый зад на мой балкон, шкребётся в окно спальни, в надежде, что она выйдет к нему.
— Тимар, — подхожу к окну, открываю его и чешу, любезно подставленную моей руке, шипастую морду. — Спит она.
Он всовывается в комнату, дабы убедиться, что я говорю правду. Убеждается, а потом вопросительно смотрит на меня.
— Я пытаюсь её разбудить, но не получается, — доверительно беседую с монстром, садясь на подоконник. — А ты бы оставался в Садах, а? Ну не надо рисковать и прилетать каждый вечер. Когда она проснётся, обещаю, мы придём тебя навестить.
Он прижимается своей зубастой мордой к моему плечу.
— Тебе там разве плохо? — спрашиваю я, глядя в его огненный глаз с вертикальным зрачком.
Он мотает головой, типа «нет».
— Скучаешь?
Он кивает, мол «да».
Я вздыхаю и обнимаю его за шею.
— Я тоже скучаю…
Он вздыхает грустно, совсем, как я. Сидим, грустим минут пять, пока с улицы, среди шума машин и вертолётов, до нас не доносится вой полицейской сирены.
— Тимар, сматывайся, — советую я. — Соседи полицию вызвали. И, пожалуйста, лети осторожно — вертолёты не посбивай.
Он воровато оглядывается, потом тычется мне мордой в грудь, мол «пока», а после, оттолкнувшись от перил балкона, проваливается в тёмное воздушное пространство.
Провожаю взглядом его парящий над городом тёмный силуэт. Закрываю окно и возвращаюсь к Алёне. Сам не спал двое суток. В ушах звенит и давление скачет. Но мне сейчас не до моего самочувствия.
Вижу, что капельница с физраствором для поддержания организма Алёны почти пуста. Аккуратно достаю трубку из иглы-катетера и ставлю на неё заглушку.