Скриптер
Шрифт:
– А запах? Вы ощутили какие-нибудь запахи?
– Помню, что ощутимо пахло мятой и полевыми цветами. Вполне естественные запахи для местности подобной той, в которой я оказался.
– Продолжайте.
– Знаете, я ведь не успел там даже толком осмотреться! Не говоря уже о том, чтобы понять, где именно я оказался и что со мной происходит… Помню, что ощутил сильный толчок; меня опрокинуло на землю!
– Опрокинуло на землю?
– Не совсем так, – Дэн с усилием потер переносицу. – Я потерял равновесие; упал на спину… Но контакта с землей не было. Это я хорошо помню, потому
– Между небом и землей?
– Точно! Я как бы завис над этим ровным, как стол, альпийским лугом – лицом к небу и совсем близко к поверхности, так что лопатками ощущал близость травы-муравы, да и самой разогретой под солнцем земли.
– Как долго вы оставались на одном месте в таком вот «подвешенном» состоянии?
– Совсем недолго… В какой-то момент я ощутил, что перемещаюсь вдоль берега, параллельно ему… Знаете, я даже увидел самого себя – со стороны! – Логинов невесело рассмеялся. – Сначала мне показалось, что я сошел с ума. Ну а потом мне пришла в голову иная мысль…
– Какая?
– Я подумал, что – умер. Да, вот такая мысль пришла мне в голову, Павел Алексеевич!.. Иного объяснения тому, что я видел, ощущал, чувствовал, переживал, у меня тогда не было.
– Расскажите про небо. Что вы видели на нем?
– Да, кстати, это тоже любопытный и даже престранный момент. В какой-то момент небо… оно было яркого светло-голубого цвета… превратилось в огромный сегментированный экран.
– И?..
– И на этом вот необычном экране стали прокручивать кино…
– Кино?
– Запакованные ролики открывались один за другим, сливаясь в общую ленту, в общую картинку…
– И про что было это самое кино?
– Про всю мою прежнюю жизнь вплоть до того момента, когда я вошел в кафе «Энигма»… Знаете, не поручусь за точность собственного восприятия. Я и сейчас не смогу точно сказать: само ли это лазоревое небо, превратившееся в демонстрационный экран, перемещалось надо мной?.. Или же это я сам, мое тело, – или моя душа – паря над этим альпийским лугом, смещался от одного сегмента этого огромного «экрана» к другому, а затем к третьему, четвертому… и так далее. Не знаю, не знаю, – задумчиво сказал Логинов. – Как бы то ни было, я просмотрел… а, пожалуй, что, и пережил заново всю свою, в сущности, недолгую жизнь… И вот что еще интересно. Поначалу это движение – я его так воспринимал – было медленным. Но затем картинки стали открываться все с большей скоростью – так, словно кто-то регулировал процесс «раздачи», скроля с неравномерной скорость всю эту составленную из событийных роликов ленту моей жизни.
– И это все, что удалось вспомнить?
– Нет, не все, – после паузы сказал Логинов. – В какой-то момент случилось во что… Меня перевернуло лицом к земле! А затем понесло по этому вот ровному, как стол, зеленому лугу к руслу реки… – Он вдруг усмехнулся. – Я уж было подумал, что река эта есть не что иное, как Стикс… [41] И что мне предстоит последнее в моей жизни путешествие в подземное
– Но перевозчик Харон на своей лодке так и не объявился?
41
Стикс – в древнегреческой мифологии одна из рек подземного царства (Аида), через которую перевозил души умерших Харон.
– Произошло кое-что другое…
– Вам показали еще одно «кино»? Только на этот раз экраном служило уже не небо, а речная гладь?
Логинов бросил на него удивленный взгляд.
– Вы меня поражаете, Павел Алексеевич… Такое впечатление, что вы сами там побывали, в том необычном месте.
– Вы что-нибудь помните из того, что перед вами прокрутили в этой второй по счету ленте?
– Гм… Запомнилась только сцена казни… да и то фрагментами.
– Уточните, о каком времени идет речь? – требовательно произнес Редактор. – Это важно и для вас самого, и для меня!
Логинов посмотрел на него своими яркими синими глазами.
– Дело было в Риме… в год консульства Секста Юлия Цезаря и Луция Марция Филиппа. Вы, наверное, думаете, Павел Алексеевич, что я тронулся умом?
Павел Алексеевич помолчал немного; даже такому подготовленному человеку, как он, требовалось время, чтобы отыскать в памяти нужную информацию, сопоставить с только что прозвучавшими словами и сделать надлежащие выводы.
– Так, так… Имеем в вашем случае шестьсот шестьдесят третий год от основания Рима… – сказал он после паузы. – Итак, событие, о который вы обмолвились, имело место… или должна было произойти, в эпоху «республиканского» Рима…
– Это важно, по-вашему?
– Вы даже не представляете, как важны эти подробности!
– Девяносто первый год до нашей эры, – глухо сказал Логинов. – Я тоже умею считать, Павел Алексеевич.
– Где именно происходили эти события?
– Я уже сказал – в Риме!
– Точное место?!
– Где-то за Эсквилинскими воротами…
– Значит, все же не в самом городе, а в пригороде, за крепостной стеной?
– Да, вы правы. Но совсем невдалеке от Сервиевой стены…
– Чью именно казнь вы наблюдали? Вернее, чью казнь вам показали?
– Свою собственную, – глядя куда-то вдаль, сказал Логинов. – Там… в том месте, куда меня приволокли, было уже довольно много трупов. Некоторые тела были обезглавлены.
– Вы видели собственную смерть?
– Нет, – после паузы ответил Логинов. – Помню скользкий, залитый кровью низкий деревянный настил… Помню также рослого, атлетичного сложения римского воина… У меня связаны сзади руки… Он, схватив меня за предплечье, потащил на этот помост…
– Опишите, как выглядел воин? Что на нем было надето? Какие у него были доспехи, какое снаряжение?
– Лет ему двадцать пять… максимум – тридцать. Ростом под два метра… Очень силен – железную силу его пальцев я в тот момент ощутил на себе. На нем чешуйчатый панцирь «катафракта»… поножи… сам панцирь украшен наградными бляхами.