Скриптер
Шрифт:
Когда дверь открылась, он вновь приглашающим жестом – на правах хозяина – предложил двум визитерам проследовать в его угодья.
Сотник некоторое время стоял молча, не без удивления разглядывая сводчатые стены, старинную – с виду – белокаменную кладку и две колонны, которые как бы разделяют это помещение надвое…
Куда это его привели? То, что он видит, напоминает не современную клинику, но старинные боярские или монастырские подземелья…
– Зачем мы здесь, товарищ полковник? – он посмотрел на Левашова. –
– Это частная клиника, Сотник. Лучшая в стране, между прочим, – Левашов усмехнулся. – И единственная в своем роде… Доктор сейчас осмотрит тебя на предмет остроты зрения.
– Со зрением у меня все в порядке, – сказал Сотник. – Зрение у меня в норме – «единица»! Кстати… я только недавно проходил медкомиссию.
– А вот мы сейчас и проверим, молодой человек…
Доктор глядел на Сотника ласково, доброжелательно. Но, в то же время, и как-то пытливо, изучающее, как будто примеривался к чему-то.
– Вам сюда, – он сам усадил пациента в специальное кресло. – Сидите прямо… Хорошо!.. А сейчас смотрите в окуляры… и не моргайте!
Сотник вяло, без энтузиазма, выполнил все команды этого «частника», этого окулиста, к которому его зачем-то привез лично глава Спецотдела. Никакого особенного интереса к происходящему он поначалу не испытывал. Ну что, спрашивается, может быть интересного, волнующего в визите к «глазнику», если ты точно знаешь, что у тебя нормальное зрение, и если ты всего пару месяцев назад проверялся у окулиста?
Но уже вскоре стало происходить нечто необычное…
Как и велел ему доктор, Сотник смотрел в свой – расположенный с его стороны – бинокулярный отвод прибора, похожего на микроскоп. Окулист устроился напротив него, по другую сторону уставленного аппаратурой стола, – а еще с обеих сторон стояли какие-то штативы, какие-то стояки с оборудованием – и тоже внимательно вглядывался в окуляры.
Поначалу Сотник не наблюдал ничего, кроме светлого – чуточку мерцающего золотистым – пятна. Но затем он увидел… глаз в треугольном вырезе!.. И этот «глаз» – или что оно там из себя представляет, это нечто, появившееся, выкристаллизовавшееся из легкого золотистого сияния – с нечеловеческим или надчеловеческим интересом уставилось на него, на Сотника – пытаясь увидеть, разглядеть, как ему сейчас казалось, высветить все уголки его человеческой сущности.
А затем это нечто, схожее, пожалуй, по форме с пирамидой, как-то приблизилось, укрупнилось масштабом… И тогда Сотник заметил еще одну поразившую его особенность: все фрагменты этой пирамиды, или камни, или же модули, короче, то, из чего она состояла, были ни чем иным, как миниатюрными пирамидами с встроенным глазом.
Доктор наконец оторвался от окуляров.
– Поразительно… – Он и сам, этот человек, казался в данную минуту ошарашенным. – Но приходится верить своим глазам!
К ним подошел Левашов.
– Что скажете, доктор? Сколько у него?
– Столько же, сколько
По гулкому пространству подземного помещения разнеслась телефонная трель. Левашов перешел в тыльную часть «погребов»; ответил на вызов.
– Какие новости, полковник? – донесся из трубки знакомый глуховатый голос. – Вы сейчас в клинике?
– Как раз собирался вам звонить, Михаил Андреевич!.. Только что доктор проверил у него зрение.
– Дайте-ка угадаю… Не менее двух тысяч?
– Так точно! Две сто… со знаком «минус»!
– Минутку…
В трубке повисла тишина. Авакумов обдумывал что-то довольно долго; пауза продлилась не менее трех минут. Наконец послышался его спокойный голос:
– Передайте доктору, пусть ставит ему линзы! Ну а мы уже позаботимся об остальном.
Левашов вернулся в «дальнюю» палату этой странной, оборудованной в старом подземелье, «глазной» клиники.
– Верните ему полноценное зрение, доктор, – пробасил полковник. – Коррекцию нужно сделать прямо сейчас, санкция на это действо только что получена.
Сотник по-прежнему толком не понимал, что именно происходит вокруг него, с какой целью его сюда привезли, и зачем нужно возвращать «полноценное зрение», если он и так все прекрасно видит.
Но он все же привык доверяться людям в белых халатах; да и приказ начальника для него, человека служивого, является законом.
Окулист вначале закапал в глаза привезенному Левашовым сотруднику некую жидкость при помощи обычной пипетки. Затем, доставая пинцетиком из маленькой коробки, вставил ему линзы…
– Что видите перед собой, голубчик? – спросил он, развернув кресло с пациентом на сто восемьдесят. – Ну-с, присмотритесь хорошенько!
– Вижу стену… Белоснежная стена… Чуточку блестит, – Сотник, помолчав, добавил. – И как будто она даже колеблется… дрожит вся… так, словно по ней волна гуляет!..
– Прекрасно, – сказал Окулист. – Можете встать и подойти к этой стене.
Сотник, подойдя ближе, увидел нечто необыкновенное. Фрагмент стены осветился золотистым сиянием, а в центре ее появился арочный проем.
Он выставил вперед руку – для того, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, что преграды нет, что она исчезла в том самом месте, где появилась эта странная арочная дверь.
Он ничего не ощутил. Ни холода, ни жара, только лишь – пустоту.
Но он видел свою руку; она окрасилась в тот же розовато-золотистый цвет, что и пространство в открывшемся перед ним тоннеле.
Сотник, не запрашивая дополнительных инструкций, решительно шагнул в эту открывшуюся в стене дверь. И уже вскоре золотистое сияние, окутывавшее его во время прохода, потускнело, исчезло; он оказался в некоем помещении, смутно что-то ему напоминавшем, либо же некогда виденном когда-то им в кино или по телевизору.