Скрытый Пророк
Шрифт:
Однако призрак дико завыл, как только лезвие коснулось его, — так дико, на самом деле, что Мендельну пришлось отпустить кинжал и прикрыть ладонями уши. Из того, что когда-то было ртом Йонаса, вырвался ветер, который ударил по фигуре в чёрной мантии, словно торнадо.
Несмотря на то, что кинжал всё ещё был глубоко погружён в нижнюю часть его туловища, Малик сумел подняться. Правда, он не перестал выть от боли. Лицо Йонаса стало жутким подобием самого себя: глаза распахнулись слишком широко, рот стал зияющей дырой достаточных размеров, чтобы проглотить
Выпученные глаза гневно взирали на клинок. Густая кровь капала из раны, но на взгляд Мендельна порез не должен был быть смертельным. Наконец он понял, что происходит. Сам кинжал был приговором для жуткой тени: его магия медленно, но верно, поглощала её.
По-видимому, Малик тоже это понял, ибо, хватая рукоять одной рукой, он отчаянно попытался вытащить кинжал. Боясь, что произойдёт в случае, если ему это удастся, Мендельн снова кинулся на высшего жреца. Он угодил Малику как раз под дых. Брат Ульдиссиана приложил обе ладони к Малику, пытаясь не дать тому вытащить кинжал.
Всё ещё воя, призрак другой рукой потянулся к глазам Мендельна. Мендельн заставил себя вынести атаку Малика. Вой стал более устойчивым; Мендельн был уверен, что если кинжал продержится ещё немного…
Голова Малика изогнулась назад так, как не под силу её изогнуть смертному. Кость хрустнула — Мендельну стало плохо от этого звука. Но омерзительная фигура всё вопила.
Затем густое чёрное вещество вроде смолы брызнуло изо рта Малика. Оно взлетело в воздух над братом Ульдиссиана, извергаясь из того, что когда-то было Йонасом, наподобие гейзера. Действие сопровождалось вонью, которая напомнила Мендельну запах мертвечины и гнилых овощей, смешанный воедино.
Излетели последние остатки. Фигура перед Мендельном покачнулась, после чего труп, словно пергамент, свалился ему в руки.
Сверху раздался один последний, продолжительный вопль. Наконец он завершился, когда плывущая чёрная смола растворилась, словно дым.
Но приложенные усилия были слишком велики для Мендельна. В его голове стучало, как никогда. Головокружение охватило ученика Ратмы. Даже веса истощённого тела он не мог вынести. Брат Ульдиссиана повалился навзничь, труп свалился поперёк него.
Мендельн потерял сознание ещё до того, как ударился о землю.
Эдиремов разметало, словно листья, когда Пророк развёл руки. Даже Ульдиссиана чуть не снесло. В конце концов он погрузил ноги в обожжённую землю и стал наступать вопреки грозному заклинанию ангела.
Борясь с работой Инария, он старался не терять связи со всеми и каждым из своих людей, подбадривая их и направляя. Благодаря Ульдиссиану эдиремы вновь стали обретать опору под ногами, и они, в свою очередь, помогали выстоять ему.
Стиснув зубы, Ульдиссиан выбросил вперёд руки. Он сосредоточился на Пророке.
Ветер немедля исчез, но не из-за того, что ангел прекратил штурм. Теперь это произошло из-за того, что сын Диомеда призвал стену из затвердевшего воздуха, которая растянулась по всей
Затем Ульдиссиан почувствовал лёгкое движение со стороны Инария. Бурный ветер стих, наконец совершенно прекратившись. Казалось, произошло нечто, что не нравилось Инарию, достаточно значительное, чтобы отвлечь его.
Хотя и не имея понятия, что бы это могло быть, Ульдиссиан тут же воспользовался задержкой. Он устремил невидимую стену на Пророка со всей силой, которую могла позволить совмещённая воля его и эдиремов.
Ландшафт вокруг златовласого юноши взорвался. Огромные куски грязи и камня полетели назад. Небо над Пророком на короткое время стало чёрным от сажи, которая некогда была злобной травой.
Инарий, чей великолепный шлем снесло с головы, сделал один шаг назад… Этим дело и кончилось. Пока грязь дождём падала за его спиной, он посмотрел на Ульдиссиана. Пророк казался нетронутым, но его выражение изменилось. В нём теперь была ужасная холодность, которая чуть не заставила Ульдиссиана вздрогнуть.
— Какое бесстыдство! — взревел Инарий, голос был усилен его магией. — И какая глупость! Ты так высоко мнишь себя, ты, кто ничтожнее червя, роющего землю? Я предлагал тебе отпущение грехов, Ульдиссиан уль-Диомед, предлагал снова и снова, но ты остаёшься темнейшим из неверующих, надменнейшим из еретиков, — глаза вспыхнули, больше даже не притворяясь человеческими. Теперь это были пылающие глазницы ангела. — Тебе ничего не осталось, кроме как умереть.
Луга вспыхнули белым пламенем. Ульдиссиан закричал, когда священный огонь стал лизать его кожу. В дополнение он чувствовал ужас эдиремов, которых коснулась та же атака.
— Я очищу свой мир! — продолжал Инарий. — Я снова сделаю его безупречным!
Теперь крики остальных наполнили уши Ульдиссиана. Им всем было суждено сгореть заживо из-за того, что он крайне недооценил ярость Пророка.
«Нет» — картина столь многих убитых просто из-за веры в него и его слова в очередной раз причинила Ульдиссиану невыносимые страдания. Он не мог позволить им страдать за его грехи. Лучше уж он возьмёт страдания, которые Инарий уготовил им, и направит их на себя — того, кто заслужил их.
Представляя белое пламя, Ульдиссиан своей волей приказал ему охватить его одного. Он взял сумму чудовищного воздаяния Пророка и обрушил её на самого себя. Боль была свирепой, и казалось, что его кожа сдирается, однако Ульдиссиан принял пламя на себя.
Но когда он сделал это, случилось странное. Эдиремы знали, что у него на уме, что он хочет спасти их ценой своей жизни. Серентия была среди первых. Вместо того чтобы дать судьбе свершиться, она со своим меньшим умением попыталась погасить небесный огонь. К ней присоединились несколько других, затем всё больше и больше, и так до тех пор, пока почти все эдиремы не стали бороться за жизнь своего лидера.