Скрюченный домишко
Шрифт:
– Чем его отравили? – полюбопытствовал я. – Мышьяком?
– Нет. Результатов анализа мы еще не получили, но доктор считает, что это эзерин.
– Несколько необычно, правда? Наверняка нетрудно проследить, кто покупал.
– Нет, не тот случай. Лекарство-то его собственное. Глазные капли.
– Леонидис страдал диабетом, – пояснил отец. – Ему делали регулярные уколы инсулина. Инсулин продается в пузырьках с резиновой крышечкой. Игла для подкожных инъекций вводится через крышечку внутрь пузырька, и содержимое набирается в шприц.
Я догадался, что последует дальше.
– И
– Совершенно верно.
– И кто делал укол? – спросил я.
– Жена.
Теперь я понял, что подразумевала София, говоря «убил тот, кто требуется». Я задал еще один вопрос:
– Семья в хороших отношениях со второй женой?
– Нет. Кажется, в ссоре.
Все становилось яснее и яснее. И все-таки инспектор Тавернер был явно неудовлетворен.
– Что вам тут не нравится? – настаивал я.
– Если убила она, мистер Чарльз, ей было так просто вернуть потом на место пузырек с инсулином. Вот чего я в толк не возьму: почему она этого не сделала.
– Да, казалось бы, чего естественнее. И много в доме инсулина?
– О да, полные пузырьки, пустые пузырьки… Подмени она пузырек, и доктор нипочем не заподозрил бы, что дело нечисто. Ведь очень мало известно о признаках отравления эзерином. И поэтому доктор, думая, что дело в неправильной дозировке, сделал проверку на инсулин и таким образом обнаружил, что это вовсе не инсулин.
– Стало быть, – задумчиво проговорил я, – миссис Леонидис либо очень глупа, либо очень хитра.
– То есть…
– Она, может быть, и рассчитывала на то, что уж за такую дуру вы ее не примете. Какие есть варианты? Есть еще подозреваемые?
– Фактически любой из домашних мог это сделать, – ответил старик невозмутимо. – В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели вперед. С одним из пузырьков можно было произвести нужные манипуляции, а потом незаметно подсунуть обратно, зная, что рано или поздно до него дойдет очередь.
– Насколько я понимаю, любой имел доступ к инсулину?
– Его никто не запирал, пузырьки стояли в ванной на половине Леонидиса – на определенной полке в аптечке. Все передвигались по дому свободно, когда и куда хотели.
– Веский мотив?
Отец вздохнул:
– Милый Чарльз, Аристид Леонидис был сказочно богат! Он, правда, перевел изрядную часть денег на своих близких при жизни, но, возможно, кому-то захотелось иметь еще больше.
– И больше всех захотелось нынешней жене. А у ее молодого дружка есть деньги?
– Нет. Беден, как церковная мышь.
И тут меня осенило. Я вспомнил строчку, которую приводила София. Вспомнил почти весь детский стишок:
Жил на свете человекСкрюченные ножки,И гулял он целый векПо скрюченной дорожке.А за скрюченной рекойВ скрюченном домишкеЖили летом и зимойСкрюченные мышки. [1]– А
1
Перевод К. Чуковского.
Он ответил с расстановкой:
– Трудно сказать… очень трудно. Ее не сразу раскусишь. Тихая такая, молчаливая, не знаешь, что она думает. Но она привыкла жить в роскоши, это точно. Напоминает мне кошку, пушистую, ленивую, мурлыкающую кошку… Я, правда, ничего против кошек не имею. Они животные симпатичные. – Он вздохнул: – Доказательства – вот что нам нужно.
«Да, – подумал я, – нам всем нужны доказательства того, что миссис Леонидис отравила своего мужа – нужны Софии, нужны мне, нужны старшему инспектору Тавернеру».
И тогда все будет как нельзя лучше. Но София не была ни в чем уверена, я не был уверен, и, думаю, инспектор Тавернер тоже не был уверен…
4
На следующий день я вместе с Тавернером отправился в «Три фронтона».
Положение мое было довольно щекотливым. Мягко говоря, его нельзя было назвать общепринятым. Но и мой старик никогда не был сторонником общепринятого.
Кое-какое основание для сотрудничества с полицией у меня имелось. В самом начале войны я работал в Особом подразделении Скотленд-Ярда.
Конечно, случай здесь был совсем не тот, но все же моя прежняя деятельность давала мне, как бы это сказать, определенный официальный статус.
Отец объявил:
– Если хотим так или иначе распутать это дело, нужен источник информации в самом доме. Нам необходимо знать все, что только можно, про людей, живущих в доме. И знать изнутри, а не извне. Вот в этом и будет твоя работа.
Мне это не понравилось. Я бросил окурок в камин и сказал:
– Значит, я становлюсь полицейским шпиком? Так? Я должен добывать информацию через Софию, которую люблю и которая тоже, как мне хочется думать, любит меня и доверяет мне.
Старик просто взбеленился:
– Ради бога, оставь эту банальную точку зрения. Прежде всего ты, надеюсь, не думаешь, что твоя девушка убила своего деда?
– Нет, естественно. Какой абсурд!
– Отлично, мы тоже так не думаем. Она несколько лет отсутствовала, отношения с дедом у нее были всегда самые дружеские. Доход у нее солидный, дед, скорее всего, отнесся бы к вашей помолвке одобрительно, а возможно, сделал бы по поводу свадьбы еще какое-нибудь щедрое распоряжение. Нет, она стоит вне подозрений. Да и с чего бы нам ее подозревать? Но ты можешь быть уверен в одном. Если загадка не прояснится, девушка за тебя не выйдет. Я сужу по тому, что ты мне о ней рассказывал. Причем, заметь, преступление такого типа может остаться нераскрытым. Допустим, мы убедимся, что между женой и молодым человеком существовал сговор, но это еще надо доказать. Пока что даже нет оснований передать дело заместителю прокурора. И если мы не добудем настоящих улик против жены, нехорошие подозрения всегда останутся. Ты это понимаешь?