Скуф. Маг на отдыхе 4
Шрифт:
Только что Ксения Константиновна от и до прослушала жуткий звукоряд — это нехорошие люди внизу убивали всю её семью. Крики женщин, рёв отца, грохот скоротечного боя и визги боевых техник.
Ксюшу буквально парализовало от страха. Что делать — непонятно. Что думать — непонятно. Что чувствовать — тоже непонятно. Все те мысли и эмоции, которые сейчас пришли к ней, были вне диапазона тех мыслей и эмоций, которые день за днём проживает маленькая счастливая девочка. Шок. Потрясение. Ужас.
Плюс ко всему, прямо сейчас Ксюша впервые в жизни столкнулась с подлостью и предательством.
— Да где же она, чёрт подери?! — это кричал её братик Сашка.
Двоюродный — у него и фамилия-то была другая — но всё-таки.
Да, он никогда не питал к маленькой сестрёнке тёплых чувств и даже не скрывал этого. За всю жизнь он всего лишь несколько раз провёл с Ксюхой время. Один раз сводил в парк и пару раз поиграл в куклы, но-о-о-о… То было лишь по принуждению. Из-под палки, лишь бы от него отстали.
Отец спокойно и взвешенно объяснял Ксюше, что всё это из-за «говнистого возраста» Сашки. Мол, так и так, между вами сейчас пропасть, и брату неинтересно нянчиться с малышнёй, однако когда-нибу-у-у-удь…
И во многом благодаря фантазиям об этом счастливом «когда-нибудь» Ксюша не оставляла попыток провести время с братом. Залезала на колени при каждом удобном случае, засыпала вопросами, на скорость рассказывала о своих малышковых делах и всякий раз — ну а вдруг сегодня повезёт? — просила с ней поиграть.
Не везло.
А теперь это «когда-нибудь» вообще сгинуло.
Сашка, который явно был заодно с триадами, прямо сейчас рыскал по дому в поисках младшей сестрёнки. И явно не с тем, чтобы наконец-то поиграть.
«Плохой? — пыталась сформулировать мысль Ксюша. — Саша — плохой?»
Память тут же подкинула целую россыпь воспоминаний. Вечные споры и ругань Сашки с отцом. Брат часто «пил». Ксюша тоже пила… да и все вокруг вроде как пили — она сама это видела! — но Сашка по всей видимости пил как-то не так. Или не то. Возможно, речь шла про вредную сладкую колу, которую Ксюхе наливали только по праздникам и то лишь по одному стакану.
Так вот, когда Сашка «пил», он становился странным и ругался с отцом. И каждый раз речь шла про какой-то «заказ». Старшие говорили преимущественно сложные и непонятные слова, но происходило это так часто, что Ксюха невольно выучила весь их диалог наизусть.
Так вот:
Брат утверждал, что род Шестаковых должен взяться за какой-то заказ. Разработка, мол, уже готова и пылится без дела, и покупатель есть. Сашка говорил про большие деньги, про шанс всей жизни и про то, как счастливо все заживут, если отец согласится на сделку.
Отец в свою очередь кричал
— Запрещаю! — кричал отец, и Ксюша искренне не понимала, почему Сашка не понимает это слово с первого раза. Когда ей что-то запрещали, она слушалась.
А вот Сашка не слушался и продолжал спорить. Говорил о том, что делать ничего не надо и заказчик готов оплатить саму разработку.
Тогда папа злился ещё сильней. Говорил про то, что доброе имя семьи того не стоит. Про то, что честь превыше бабок — хотя к обеим бабушкам Ксюши при этом всегда относился очень хорошо. И про то ещё говорил, что отвечает за всю продукцию рода Шестаковых, и что серийного производства у них не будет никогда — и пусть даже речь идёт о передаче чертежей рода, ему на это глубоко наплевать в любом случае, ответственность «один хрен» на нём.
Заканчивался спор отца и Сашки всегда одинаково:
— Зачем тогда вообще было разрабатывать глушилку?! — спрашивал брат.
— Не твоё дело! — отвечал папа и добавлял: — Ездюк! — ну или как-то так.
На «ездюка» Сашка как правило смертельно обижался и уходил, хлопая дверьми. Отец тут же начинал размышлять о том, что его нужно наказать, отправить служить или вообще отлучить от семьи, но тут появлялась мать и всякий раз упрашивала барона Шестакова не горячиться.
На то, чтобы осмыслить все эти разговоры, у Ксюши Шестаковой уйдут следующие пять лет.
Ну а сейчас:
— Ксю-ю-ю-юша! — невероятно ласковым голосом позвал её брат.
Ласковым и слегка невнятным. Так бывало, когда Сашка борщил с колой; у него после этого всегда немножечко заплетался язык.
— Ксюш, выходи! Не бойся, всё хорошо!
— Успокойся, — наконец, сказал ему другой мужской голос.
В основном все триады, что ворвались в дом, переговаривались на каком-то иностранном языке, а этот человек внезапно знал русский.
— Оставь девчонку в покое, — сказал он.
— Я не могу её оставить! Надо найти её! Надо закончить начатое!
— Зачем надо? — устало вздохнул собеседник брата. — Кому надо?
— Мне надо! Да как ты не понимаешь?! — истерично крикнул Сашка, а потом назвал человека по имени: — Гордей, это личное! Да и вообще, вы обещали мне! Вы-то в Сингапур вернётесь, а мне ещё здесь…
— Сперва передай нам чертежи, — перебил Гордей. — А потом займёмся личным делами и обещаниями.
— Ксю-ю-ю-юша! — снова позвал брат, проигнорировав слова триады. — Ксюх, выходи! — и тут вдруг: — Ай!