Скуф. Маг на отдыхе 4
Шрифт:
— Мы не знаем, в каком доме спрятаны чертежи, — сказала Сю. — Обязательно нужно проверить оба, потому как второго шанса может и не быть. Выманите людей, — приказ Лунтоу не подлежал обсуждению. — Как хотите.
Первая попытка почти увенчалась успехом. Скуфидонская уехала на студию звукозаписи, её ревнивый друг рванул следом, но вот Кузьмич… Вильгельм, мать его, Куртович, вёл себя так, будто охраняет сверхсекретный военный объект.
Знает что-то?
Не исключено.
Лиля придумала лишь два способа выманить его с участка. Первый — опять разреветься
И-и-и…
И всё. А что ещё можно придумать? Попросить незнакомого мужика сходить с ней на озеро или в лес? Около-абсурдная затея.
— Ладно, — сказала Сю. — Пускай старик останется один. Устроим ему несчастный случай. Но остальных вы должны увести.
— Но как, Лунтоу?
— Придумайте!
И Верзилины придумали. При помощи Чао выманить Ирину Скуфидонскую оказалось проще простого. Никаких сомнений в том, что при записи звука что-то могло пойти не так, не было. А вот с Тамерланом пришлось импровизировать.
Чао Чэнь хорошо запомнил свою недавнюю беседу со старшими, а потому стал вдруг чертовски изобретателен. Сославшись на то, что никакую электронику в комнату записи с собой проносить нельзя — возможно даже, что технические проблемы были связаны именно с этим — он остался с телефоном Скуфидонской наедине.
Дальше — дело техники. В клане Сколопендры хватало умельцев, способных взломать смартфон. Ну а отправить и в нужный момент удалить сообщение — задача, с которой мог бы совладать кто угодно.
— Чёртов… Фу… Грёбаный… Фу… Велосипед… Фу…
Лиля наконец-то добралась до дома, бросила свой малышковый транспорт на подъездной дорожке и забежала на участок.
— Уе… уе… уехал! — крикнула она, имея ввиду Тамерлана. — Всё! В доме только бородатый остался…
— Отлично.
Сю и Гордей Гордеевич к этому времени уже были на низком старте. В момент, когда члены клана Сколопендры начнут шмонать жилище Скуфидонского, им просто необходимо находиться под независимыми камерами слежения. И местный торговый центр подойдёт для этого как нельзя лучше.
— Залезай, — сказал Гордей дочери и открыл перед лилипуткой дверь.
Не прошло и минуты, как джип счастливой семьи сингапурских инвесторов покинул Удалёнку… Создавать алиби.
* * *
Абсолютно логичная мысль: когда Василий Иванович надолго покидал дом, у Кузьмича появлялась куча свободного времени. И большую часть этого времени он проводил в медитациях. За тем-то австриец и упросил Скуфидонского разбить за домом сад камней.
Правда вот, медитации Кузьмича были не совсем стандартными.
Во всяком случае, подобным техникам не обучал ни один из известных ему гуру духовных практик, и до всего пришлось доходить самостоятельно. Это была личная медитативная техника Кузьмича. Его секрет, и гордость,
Итак:
Вильгельм Куртович раскладывал перед садом низенький деревянный столик, а рядом клал на землю подушку. Садился на подушку в лотос и зажигал сразу целую охапку индийских палочек-благовоний — благовония не столь вкусно пахли, сколь отгоняли от австрийца гнус.
Затем Кузьмич закрывал глаза и улыбался.
Вроде бы пока что всё по канону, но…
Дальше начинались расхождения. Во-первых, на столике под рукой у Кузьмича стояла кружка крепкого горячего чая и бокал с соточкой коньяку. Во-вторых, Вильгельм Куртович одевал наушники и включал музыку, которая была, мягко говоря, не похожа на вибрации поющих чаш. Совсем не похожа…
Тайком ото всех Кузьмич нежно любил дес-метал и все его производные.
Самый тяжёлый, самый грубый и самый ломаный по ритму мрачняк из всего того, что только удавалось найти, заходил камердинеру просто на ура. Утробный рёв патлатых солистов о тщетности бытия, людских пороках и неминуемой расплате за них успокаивал Кузьмича, расслаблял его тело и разум, настраивал на позитив и помогал думать о своём.
В голове прочистилось, и мысли потекли прохладным искрящим ручьём.
А думал Вильгельм Куртович преимущественно о том, что дружба Ирины Ивановны и гера Тамерлана меньше всего походила на дружбу. Их связь казалась столь очевидной, что не заметить её было просто невозможно.
Казалось бы…
Но вот Василий Иванович не замечал. Причин тому может быть несколько: либо же он просто не хотел замечать, либо правду от него скрывали с утроенной силой, либо же сработали какие-то психологические блоки Скуфидонского, и он действительно в упор не видел очевидного.
Но как бы там ни было на самом деле, сейчас Вильгельм Куртович решал, как стоит поступить ему. Дело ведь, вроде бы, не его. Или его? Или нет? Так рассказать? Или не рассказать? Как будет лучше и для кого?
Дилемма!
Серьёзное решение, которое просто так, с кондачка, не примешь. «Для этого обязательно требуется дополнительная порция коньяка», — смекнул Кузьмич. Стянул с себя наушники и очень вовремя открыл глаза. Очень вовремя, потому что…
— Ой.
…через забор на участок Василия Ивановича Скуфидонского целой толпой перелезали люди. И даже не перелезали, а перемахивали. Словно это был не забор, так, оградка палисадника.
Человек, не соврать, шесть, и все с ног до головы обмотаны в чёрные тряпки. Один из них — тот, что приземлился на газон одним из первых — заметил Кузьмича и лёгким движением запястья выронил себе в руку нож…
Глава 11
— А-Ааа-ААА-аа-А! — орал Вильгельм Куртович. — Шайсэ! Шайсэ! Шайсэ-того-рот!
Пускай его родной язык не проигрывал русскому в экспрессии, но, когда дело доходило до выражения крайнего неудовольствия, Кузьмич всё-таки выбирал русский. Так было и мелодичней, и красочней, и куда более затейливей в плане построения языковых конструкций.