Скверные девчонки. Книга 2
Шрифт:
— Не хочешь ли поговорить о Мэтти?
— А ты уже знаешь об этом?
Феликс вспомнил игру Александра на рояле и танец Мэтти.
— Догадываюсь.
Он ведь хотел тогда предупредить: но было уже поздно.
— Нет, — твердо сказала Джулия. — Мы не будем говорить ни о Мэтти, ни об Александре. Не сегодня. — Несмотря на всю боль, эта беда казалась слишком ничтожной по сравнению с той, которая случилась с Феликсом и Джорджем.
И они заговорили о «Трессидер дизайнз» и о «Чесноке и сапфирах», об американском рынке живописи
— Я независимая женщина, — сказала она, размашистым жестом вынимая свою кредитную карточку. — Я достаточно боролась за это, положив массу сил, разве не так, Феликс?
— Жаль только, что это дорого тебе обошлось.
Джулия не смотрела на него; наклонив голову, она доставала кошелек.
— Вероятно, да, — прошептала она. — Возможно, если бы я осталась дома, я бы имела детей и готовила джемы.
— Не думаю, чтобы это тебя устроило, — искренне сказал Феликс. — Но ты выглядишь усталой, Джулия. Почему бы тебе не взять отпуск?
— Я только что уже имела один. Нью-Йорк, Сан-Франциско, Торонто, Колорадо.
— Я думал, ты ездила по работе.
Так оно в основном и было, за исключением встречи с Джошем. А если бы она и задумала взять отпуск, то куда ей ехать и с кем?
— Это идея, — сказала она, уклоняясь от ответа.
На улице они попрощались. Феликс поцеловал ее, и она на минутку прижалась к нему.
— Ты хороший друг, Феликс.
— Как и ты.
Она посмотрела ему вслед. «Но я не настоящий друг», — подумала она и взглянула на часы. Полчетвертого. Ей давно уже следовало быть на работе. В течение следующих недель она несколько раз мысленно возвращалась к предложению Феликса.
Наметанный глаз Джулии никогда не подводил, и с течением времени, управляя магазинами, она стала также и прекрасным администратором. Дела в «Чесноке и сапфирах» шли гладко, времена неуверенности и волнений миновали. Джулия знала, какой товар разойдется быстро, знала, как определять цену на него и как представить в наилучшем виде. Сидя за своим столом, она вспоминала волнение и нервную дрожь первых дней, когда вынуждена была все делать сама, поспешное перекусывание сандвичами во время обеденного перерыва в маленьком чуланчике позади ее первого магазина.
Теперь она уже не часто испытывала то волнение, которое охватило ее в Нью-Йорке. Ей пришло в голову, что в каком-то смысле Феликс прав. Возможно, ей не так нужен отпуск сам по себе, сколько перемена обстановки и те перспективы, которые могут случайно открыться перед ней.
Она уже давно не занималась управлением магазинами сама. Лили никуда не хотела ехать на каникулы, кроме Леди-Хилла, и Джулия воспользовалась ее отсутствием, чтобы посвятить работе все свое время.
«Для чего все это?» — подумала она теперь с внезапной горечью.
Она решила, что
Окончательным стимулом к этому послужит визит к Джорджу Трессидеру.
Джулия навестила его в больнице. Принесла охапку роскошных кремовых лилий и большую белую цилиндрическую вазу из своего магазина, чтобы поставить в нее цветы. Джордж был очень тронут и благодарен ей за посещение. Особенно ему понравилась ваза. Джулия поправила букет и поставила вазу на тумбочку возле кровати больного.
Он лежал на спине, глядя на цветы.
— Ты не представляешь, — сказал он (даже его голос стал тоньше, в нем как бы высохли все живые интонации), — люди приносят великолепные цветы, а няньки засовывают их в зеленые бутылки или в круглые красные горшки. Лучше уж совсем обойтись без цветов, чем видеть их такими. Ты доставила мне огромное удовольствие тем, что принесла подходящий сосуд для цветов. Ведь все упирается в равновесие и пропорцию, не правда ли? Как в большом, так и в малом. Именно поиск необходимого равновесия и делал мою работу столь приятной.
В следующий раз, когда она навестила его, он казался гораздо счастливее. Феликс привез его домой, в их старую квартиру на Итон-сквер. Она почувствовала облегчение, видя его уютно устроенным среди любимых ваз и мебели времен регентства, французских мраморных плинтусов и вздымающихся ситцевых воланов. Повсюду были цветы, со вкусом составленные в букеты, чаши с ароматическими эссенциями для освежения воздуха. Джордж сидел в кресле. На нем был один из его безукоризненных приталенных зеленовато-серых костюмов и бледно-розовая рубашка с высоким воротничком. Волосы были пострижены и зачесаны назад, и он выглядел почти как прежде. Он поправляется, подумала Джулия, пока его рука не коснулась ее руки. Она отметила сухую вялость и прозрачность кожи, как бы отставшей от костей.
— Дорогая. Вот мы опять собрались вместе, — сказал Джордж. — Это поистине милосердие Божье.
Они пили чай втроем. Феликс принес полностью сервированный поднос: серебряный чайник Джорджа, сахарницу и кувшинчик со сливками (хотя все они пили чай с лимоном), серебряные щипчики и маленькую спиртовку для подогревания воды, почти прозрачный фарфор, белый с золотом, и батистовые, отделанные кружевом изящные салфетки.
— Прелестно, — пробормотала Джулия, принимая крошечный треугольник сандвича с огурцом.
Джордж и Феликс ухаживали друг за другом с какой-то трогательной нежностью. Джулию это тронуло, но она почувствовала себя незваным гостем. Опустив глаза в крошечную тарелку, стоявшую у нее на коленях, она старалась сдержать слезы.
Джордж выпил чай, но ничего не ел.
После чая Джулия помогла Феликсу отнести посуду обратно на кухню.
— Он любит красивые вещи, — сказал Феликс. — Собирал все это в течение многих лет. И было бы жаль не использовать их сейчас, правда?
— Конечно, — успокоила его Джулия.