Скверный маркиз
Шрифт:
Она говорила мягко и просительно, но маркиз отвечал:
— Я уже вам сказал: Руперт вернется к своим занятиям, но прежде, чем он снова отправится в Оксфорд, я в точности доведу до его сведения, что думаю о молодом человеке, который скулит и жалуется женщине.
Услышав эти язвительные слова, Орелия вспыхнула от негодования и сама удивилась своей смелости, бросив вызов маркизу.
— Очень хорошо, — сказала она, вставая, — если это ваше последнее слово, милорд, то делать нечего. Скажу только, что прозвище, которое вам дали, соответствует действительности… потому что это дурно, очень дурно, это по-настоящему скверно — губить человека, такого молодого и беззащитного. — И она с
Голос Орелии дрогнул, слезы гнева сверкнули у нее на глазах, когда она шла к выходу, и лишь тогда, когда она коснулась дверной ручки, маркиз сказал:
— Остановитесь!
Она обернулась и сквозь слезы, застилавшие глаза, взглянула на маркиза, стоявшего на коврике у камина.
— Вы всегда так страстно боретесь за то, чего желаете добиться? — спросил он теперь совсем другим тоном.
— Я не за себя борюсь, но против несправедливости!
Как же она его ненавидит — твердила про себя Орелия! Как он бесчувствен и груб. Да, она его ненавидит, ненавидит!
— Вы уже употребили в отношении меня некоторые, очень жесткие, выражения, а теперь еще обвиняете в несправедливости.
— Все употребленные мной выражения можно заменить одним словом: вы жестоки, и нет на свете ничего более жестокого, чем оставаться безучастным и равнодушным к другим и не понимать их.
— Вы защищаете моего племянника, но вы же никогда не были с ним знакомы, вы так мало его знаете, — с циничной насмешливостью процедил маркиз.
— Так или иначе, но он остается человеческим существом, и, повторяю, он молод и беззащитен, он же еще почти мальчик.
В отчаянии, что ей не удалось убедить маркиза, она все же сделала последнюю, отчаянную попытку:
— Ваша бабушка мне сказала, что вы когда-то очень любили свою сестру. Теперь представьте только, что бы она сейчас почувствовала, узнав о вашем желании отослать Руперта обратно на дальнейшие муки и страдания, если не на смерть… туда, где… его ждет падение… которого бы ни одна женщина… не пожелала бы для своего сына!
И опять голос Орелии задрожал и слезы навернулись ей на глаза. Увы, она ничего не добилась, она бессильна помочь Руперту! Повернувшись спиною к маркизу, она снова взялась за ручку двери.
— Ладно, — сказал он вдруг тихо, — вы выиграли эту битву.
Не веря своим ушам, она обернулась: неужели она не ошиблась и он действительно это сказал? Из-за слез, застилающих ей глаза, она видела его лицо неясным размытым пятном…
— Идите и скажите этому негоднику, если он в состоянии слышать, что его дядя потерпел поражение в борьбе с очень грозным противником.
— Вы правду сказали? — еле-еле смогла вымолвить Орелия.
— Именно так я и думаю. Куда этот оболтус хочет? В кавалерийский полк?
— Да, вы же знаете! Он желает пойти по стопам отца.
— Очень хорошо. Я позабочусь об этом. Но помните, с этого момента вы отвечаете за его дальнейшую судьбу, и если опять у него ничего не выйдет, вам придется винить себя и только себя.
С минуту Орелия
— Благодарю вас, — сказала она тихо. — Благодарю. Вы сделали доброе дело!
— И вы уже простили мне все мои недостатки и прегрешения, отмыли меня добела? — осведомился маркиз, насмешливо взирая на нее сверху вниз. — Ведь вы так ясно дали понять, что мое прозвище очень мне подходит!
— Но не сейчас. Не сию минуту.
Их глаза снова встретились. Было нечто в его взгляде, отчего она замерла на месте и снова почувствовала странное волнение, как при первой с ним встрече.
Руперт был забыт. Она вдруг остро ощутила, что маркиз здесь, рядом с ней, что он мужчина, мужчина, отличающийся от всех, ни на кого не похожий.
— Простите меня… за грубость, — прошептала Орелия.
Затем опустила глаза, не в силах выдержать этот устремленный на нее взгляд, и поспешила уйти.
Глава 3
Три дня Руперт провел в лихорадке и бреду, метался в постели, произносил что-то бессвязное, но потом ему стало лучше, постепенно он успокоился и просто спал, лишь изредка вздрагивая во сне, так что Орелия начала снова подумывать о рулоне муслина — он все еще ожидал ее в гостиной, которую она делила с Кэролайн, когда та не выезжала в свет, но это случалось уже нечасто. Теперь, когда стало широко известно о ее помолвке с маркизом, она закружилась в вихре нескончаемых развлечений, а Орелия все свое время отдавала заботам о скорейшем выздоровлении Руперта. Узнав, что он больше не вернется в Оксфорд, Руперт быстро пошел на поправку. Сначала он не поверил своему счастью, потом впал в буйное веселье, тоже оказавшееся для него благотворным.
— Но как же вам удалось это, мисс Стэнион? — спросил Руперт, счастливо блестя глазами. — Каким образом вы сумели убедить Скверного Маркиза избавить меня от ужасов Оксфорда?
Орелия удивленно взглянула на дерзкого юношу, и Руперт, мгновенно поняв ее взгляд, поспешил объяснить:
— Я думал, вы знаете… Все так и называют моего дядюшку — Скверный Маркиз…
Орелия промолчала, а Руперт, спохватившись — каким же он выглядит сейчас неблагодарным! — поспешил добавить:
— Да, это дурной тон — говорить так о родном тебе человеке… Особенно мне, и — теперь, когда человек этот не отказался прийти мне на помощь и, можно сказать, спас мою жизнь!.. — Он приподнялся на локте, чтобы было удобнее говорить. — Но, мисс Стэнион, я уверен, что за этот его благородный жест я всецело обязан вам! — Он помолчал, Орелия тоже молчала. — Но как вам все-таки удалось склонить его на мою сторону, уговорить его? Уж поверьте, мне-то отлично известно, как он непреклонен, если принял решение! Да он обычно ни на шаг не отступает от своего, хоть ты распни его!
— Наверное, его сиятельство попросту понял, что моя просьба разумна, — улыбнулась студенту, теперь уже, надо понимать, бывшему, Орелия.
— Разумна! — воскликнул Руперт. — Да он никогда не был разумен, если это касалось меня!.. Он всегда будто хотел содрать с меня семь шкур… Нет, у вас над ним определенно какая-то непонятная власть! А может быть, он в вас влюблен?
— Какое смелое предположение! — Орелия выпрямилась, ее глаза сверкнули, и Руперт окончательно капитулировал:
— Простите и, пожалуйста, не сердитесь на меня за все, что я тут наговорил вам. Я совсем не соображаю, что несу. Язык словно сам во рту пляшет. Наверное, это от радости. У меня просто голова кругом идет, и я ужасно волнуюсь, а если учесть, как вы прекрасны, то кто же может бросить в моего дядюшку камень за его непоследовательность?.. — И он хитро ей улыбнулся.