Скворечник, в котором не жили скворцы
Шрифт:
Я про все это думаю и молчу. И так из-за меня мы с Альбиносом опоздали. Молчу и делаю вид, что все в порядке.
Вдруг Сережка трогает меня за рукав и тащит на чердак. На крыше светло от неба и прожекторов, а здесь, оказывается, тьма-тьмущая.
– Пригляделся?
– спрашивает Сережка.
– Немножко, - отвечаю.
– Бочку видишь?
– Немножко.
– Ничего ты не видишь, - сказал Сережка.
– На вот, щупай.
Щупаю. Действительно бочка. Руку в нее опустил, а там
– Значит, если зажигалка упадет, ты ее в бочку. А если что-нибудь загорится, хватай ведро. Видишь ведро?
– Ничего я не вижу, - сказал я.
– Ну приглядишься. А вот ящик с песком. Можно зажигалку в ящик. У нас еще огнетушитель есть, но, говорят, он не работает. Ты его лучше не трогай.
Глаза мои постепенно стали привыкать. Постепенно я увидел бочку и ящик с песком, и большой деревянный щит, на котором висел багор, железные щипцы с длинными ручками, две лопаты, пожарный топорик и брезентовые рукавицы на гвоздиках.
– Это твои рукавицы, - сказал Сережка.
Я сунул рукавицы в карман курточки, и мы вылезли на крышу.
– Тише вы!
– крикнул Шурка.
– Летит.
Я услышал, что в небе появился кто-то чужой. Это был самолет, который мы не видели, как ни вглядывались. Мы слышали прерывистый гул.
– Фриц!
– сказал Шурка.
– Что?
– спросил я.
– Я говорю, фашист летит.
Я покраснел, и волосы под каской вспотели у меня от стыда. Хорошо, что темно и не видно, как я покраснел.
Наши зенитки почему-то не стреляли по этому самолету.
Сейчас больше всего разрывов было над Зарядьем. А самолет дудел прямо над нами: ду-ду-ду...
И тут - знакомый свист. Такой, как на даче. И сразу же тук-тук, тук-тук-тук по крыше.
– Ну и осколочки!
– дрожащим голосом сказал Шурка, и зубы у него тихонько лязгнули.
А я понял, что это не осколки, а зажигательные бомбы. Впрочем, все это поняли, потому что одна бомба скатилась в водосточный желоб и загорелась бенгальским огнем. Натягивая рукавицы, я бросился к ней, схватил за хвост и сбросил вниз в переулок.
– В бочку ее, в бочку!
– крикнул мне Шурка.
Но было уже поздно.
Когда я оглянулся, ребят у слухового окошка не было. Я понял, что они нырнули на чердак. Я бросился за ними.
Где-то за стропилами вовсю горела бомба. Она горела ровным светом, и на чердаке было светло. Я кинулся на свет и увидел, что Сережка уже ухватил эту бомбу щипцами и тащит прямо на меня.
– Там есть еще!
– крикнул он.
Действительно, в другом конце чердака тоже было светло. Бомба горела, на метр разбрасывая огненные брызги. Она шипела и, кажется, даже крутилась. Схватить ее рукавицами казалось страшно. Я ударил по ней ботинком, она не взорвалась. Тогда я еще поддал ногой и стал гнать ее по чердаку
– В бочку ее, в бочку!
– услышал я.
Тут подбежал Сережка со щипцами, ловко схватил бомбу, но она распалась на две части и продолжала гореть. Шурка прибежал с ведром воды и выплеснул ее. Нас обдало горячим паром и брызгами. Бомба чуть приутихла, но потом стала гореть с новой силой.
– Песку! Песку надо!
К счастью, до ящика с песком было недалеко. Мы метались с лопатами, пока не навалили целую кучу песка. Бомба погасла. Но на чердаке не стало темнее. Где-то совсем в дальнем конце горели стропила. Мы кинулись туда.
Это была, наверно, самая опасная бомба. Она пробила крышу рядом с дымовой трубой и застряла между крышей и деревянной балкой. Горела вовсю, с треском. Мы плескали воду, мы швыряли лопатами песок, а бомба все горела и горела, и балка разгоралась сильнее.
Сережка притащил багор, выковырнул бомбу. Она мелкими кусочками упала на шлак, насыпанный на чердаке. Я подцепил ее на лопату и сунул в ведро с водой, которое притащил Шурка. Но балка горела. Мы поливали ее водой и кидали в нее песком...
На чердаке наконец стало темно, и нас это обрадовало. Мы гуськом обошли его весь и вылезли на крышу.
Над городом было тихо. Не было разрывов, не ухали зенитки, и щупальца прожекторов исчезли. Светало.
Сережка снял каску.
Его белые длинные волосы слиплись.
– Порядок!
– сказал он.
– Я думал, они взрываются.
– Нет, - сказал я, - они не взрываются.
Я хотел рассказать, как у нас сгорела дача, но опять промолчал.
– Еще как взрываются!..
– сказал Шурка.
– Это просто нам повезло.
Шурка тоже снял каску. И я снял. Ветерок обдувал мою взмокшую голову.
– Хорошо!
– сказал Сережка-Альбинос.
И я подумал, что действительно хорошо.
На углу, возле кинотеатра "Заря", что-то щелкнуло. Это включились огромные репродукторы, похожие на граммофонные трубы. "Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!" Голос диктора был родной и знакомый.
Я посмотрел направо. Кремль, собор Василия Блаженного - всё на месте.
Я оглянулся. Трубы Могэса тоже целы. И мост цел.
"Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!" - еще раз сказал диктор.
Я посмотрел на свои ботинки - не прожег ли. Нет, все в порядке. Зато на штанах в нескольких местах были мелкие дырочки.
– Зря ты первую штуку вниз швырнул, - сказал Шурка.
– Если бы ты ее в бочку сунул, у нас была бы целехонькая бомба, а так только одни хвосты остались.
"Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!" - в третий раз донеслось из кинотеатра "Заря".
Становилось светлее... Скоро взойдет солнце.