Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
Заметив, что пальцы дрожат от холода, я подышал на ладони. Бесполезно. Они будто превратились в ледышки. Я едва мог шевелить ими.
Ни Айштера, ни пожилой священник, вступивший с ней в разговор, похожих проблем не испытывали.
В груди поселилась тревога. Свила гнездо у сердца и бесцеремонно его поклёвывала. Ноги зудели от желания поскорее убраться отсюда. Но если я привлеку внимание церковника, последствия предсказать будет нельзя. В худшем случае меня объявят одержимым и подвергнут изощрённым ритуалам — или пыткам. Я понятия
Пока я терзался сомнениями, в храм вбежал фелин. Судя по запылённой одежде и грязи на осунувшемся лице, он проделал немалый путь, чтобы добраться сюда.
— Настоятель! — полушёпотом вскричал он. — Беда! Господин Кичиро прислал меня…
Старик, который что-то объяснял сосредоточенно слушавшей Айштере, замолчал. Окинув взглядом прибывшего, он указал в сторону придела.
— Не будем беспокоить прихожан.
Когда гонец приблизился к настоятелю, тот ухватил его за рукав и повлёк за собой. Голоса их опустились до неразборчивого шёпота.
Выдохнув с облегчением, я повернулся к Айштере, чтобы предложить уйти — мне определённо не становилось лучше от того, что я пришёл в храм. Но донёсшееся до меня имя приморозило меня к месту.
— Такеши ван Хиги…
По спине побежал липкий пот.
А голоса нарастали, несмотря на то что оба фелина уходили всё дальше.
— Семья… последний выживший… жестокая… я уезжал, надежды…
— Он… боролся?..
— Оплакивал сына, но был готов… Всё хуже… держался… не… до тел. В закрытых…
— Его управляющий… самовольно?..
— Его милость… вовлекать церковь, однако… чуда не произошло. Господин Кичиро просит вас… дознавателей…
Я сглотнул.
Голоса звучали так громко, словно оба фелина стояли за моей спиной.
Но я отказывался слушать их.
Мой блуждающий взгляд зацепился за орнамент барьера.
Солнечные лучи превратились в шевелившихся змей, глаза которых сверкали крошечными рубинами.
Против воли я поднял голову — и уперся взглядом в лицо богини. Она смотрела на меня и улыбалась.
Тёмные волосы, волнами спадавшие на хрупкие плечи.
Тонкие черты лица, слегка отличавшие её от Эмилии.
Чёрная тога, в которой перемигивались звёзды.
Но главное — глаза, сверкавшие живым сапфиром.
Милиам подмигнула мне… и я побежал. Не заботясь ни о чём, помчался к дверям, рванул их на себя, затем толкнул, и они поддались. Я выскочил наружу, в тёплую летнюю ночь, прочь от призраков, прочь от скульптур, которые следили за мной, прочь от мёртвой семьи барона и леденящего холода…
На выходе показалась Айштера, поспешно спустилась ко мне. Я всё ждал, что оскорблённые святые сойдут с постаментов и бросятся за нами, — но обошлось.
Или же… ничего из того, что я видел и слышал, не произошло на самом деле.
— Роман, что с тобой? Ты словно окаменел, а затем помчался. Это грубо, если бы настоятель это заметил, он бы осудил…
—
Айштера заметно удивилась. Глаза её с беспокойством обежали меня.
— Я не подслушиваю чужие разговоры, — наконец ответила она. — К тому же они быстро ушли из зала после первых слов. Ты переоцениваешь слух фелинов.
Я подавил желание нервно рассмеяться. Ну конечно, это был лишь фантом, навеянный осколком тьмы. Он испугался солярного храма и обрушил на меня поток галлюцинаций. Верно?
— Спасибо за куртку. — Айштера стянула её и вернула мне. Я коснулся её ладони, задержав на ней пальцы.
Тёплая, как и моя.
Неверно истолковав мои действия, знахарка смутилась и отвернулась. Хвост её заходил ходуном.
— Пойдём к Энель. Она наверняка нас заждалась, — предложила она и, не дожидаясь реакции, двинулась с площади.
Я нагнал её и пошёл рядом. Тянуло обернуться и проверить, что творится с церковью, однако я пересилил порыв.
Ничего хорошего он не принёс бы.
Пока мы шли к постоялому двору, я размышлял, стоит ли объяснить Айштере, что со мной творилось. В конце концов пришёл к выводу, что помочь мне она всё равно не сумеет, а вот переживать начнёт. Энель же… уверен, после моего рассказа она отнесётся к истории про заражение тьмой серьёзнее.
Но почему-то чем дольше я прокручивал в голове вариант, как открываюсь ашуре, тем меньше он нравился. Словно всё, что случилось в храме, было частью большого секрета, который предстояло разгадать лишь мне одному. Я сознавал, как глупо утаивать нечто подобное, но из глубины души пришла уверенность, что опасности видения не несут, что всё так и должно быть. И сопротивляться этому наваждению становилось сложнее с каждой секундой…
Взгляд зацепился за тёмный силуэт, еле заметный в черноте переулка, мимо которого мы проходили. В обычной обстановке я не обратил бы на это внимание, однако сейчас все чувства обострились до предела. Я машинально потянулся к ножнам, спрятанным в рукаве, и вытащил метательный нож как раз тогда, когда силуэт зашевелился, обретя объём, и кинулся ко мне — сосредоточенный, стремительный, неотвратимый…
Я впитал энергию артефакта. Он успел восполнить сущие крохи, но и их хватило, чтобы играючи скользнуть навстречу замаху, отступить на шаг левее и одним движением вонзить нож в темноту под капюшоном, туда, где должно было быть лицо.
Раздался приглушённый стон, на руку брызнуло горячим, и неудачливый убийца повалился мне под ноги. Я отступил и, нагнувшись, выдернул у него из горла нож, — так вот куда я попал.
Признаться, меня самого удивило хладнокровие, с которым я прикончил бандита. До визита в церковь я в последний миг засомневался бы, постаравшись взять напавшего живым. Но в сердце ещё жило воспоминание о взгляде Милиам, и оно странным образом ожесточило душу.