Сквозь Пекло

Асеева Елена Александровна

— Эх, — гневно заметил Святозар и скривил лицо. — Да, причем тут Альм…

— Отпусти его, Стоян, — встревоженным голосом молвил Храбр. — Чего ты его так трясешь… Видишь лица на нем нет… тут дело не в царе Альме, а в чем-то другом, ты, что не понял. — Наставник увидев, что Стоян наконец отпустил Святозара, пронзительно глянул на все еще разгневанного Звенислава, который правда перестал пинать решетку двери, весьма строго повелел, — Звенислав, сейчас же остынь, не один ты такой тут горячий, видишь, — и Храбр кивнул в сторону безмолвно взирающего на ряд темниц, наследника. — Тут есть и погорячей тебя… И нечего, вести себя тут так, чтобы из-за тебя тревожился Святозар.

Звенислав расстроено

зыркнул на наследника, вложил меч в ножны, и, подойдя к каменному ложу укрытому серыми укрывалами, лег на него и затих. Святозар еще какое-то время осматривал темницы и подземелье, и тяжело вздохнув, развернулся, да только теперь смог лицезреть темницу, в каковой находился, и ее обитателей. В темнице все четыре стены и потолок были железными и решетчатыми, пол каменным и темно-серого цвета. А между их и соседней темницей небольшой промежуток составлял не больше локтя. Сама темница имела в ширину полторы сажени и такой же была ее длина. Заднюю ее часть, почти половину темницы, занимало одно большое невысокое ложе укрытое укрывалами, и на этом ложе сидели два человека. Один из них был желтокожий, низкорослый, с жесткими, длинными черными волосами, без бороды и усов. На широком, круглом лице находился небольшой нос, узкие, словно щели, черные глаза, черные брови и ресницы и тонкие губы. Этот человек был одет в широкие бурого цвета штаны, и бурую, плотную рубаху, а сверху накинут распахнутый без застежек и шнуровки длинный, до пола, ярко-синий кафтан, правда, без рукавов, но с меховым воротником. Человек этот был очень худ, но его черные узкие глаза смотрели по-доброму на вновь прибывших, а губы растянулись в широкой улыбке. Святозар перевел взгляд на другого человека и замер на месте от удивления. Тот, второй человек, был также худ, как и первый, но как только наследник посмотрел в его лицо, то вздрогнул, потому что на него смотрел мужчина средних лет с густой темно-рыжей бородой и длинными волосами цвета налитой пшеницы, с зелеными глазами, и, несмотря на худобу очень мощный в плечах. Лишь мгновение понадобилось Святозару, чтобы понять, что перед ним сидит сын Путята и Веры, брат Любавы, пропавший пятнадцать лет назад — Лыбедь.

— Лыбедь, — негромко сказал Святозар и шагнул навстречу родственнику.

Лыбедь вздрогнул, услышав свое имя, внимательно вгляделся в Святозара и покачал головой, да поднявшись с ложа, низко поклонился до земли, с хрипотцой в голосе молвив:

— Вроде, ваша милость, мы незнакомы.

— Ты, Лыбедь, из города Новыград, твой отец Путят, а мать Вера. Много лет назад ты уехал в Арапайские горы, чтобы обучиться ювелирному мастерству у гомозулей, — на одном дыхании выдохнул Святозар.

— Да, ваша милость, я, Лыбедь… откуда вы все знаете? — мужчина начал взволновано одергивать свой темно-серый чекмень, который от времени превратился в жалкие лохмотья и был дырявый, да грязный.

— Просто, я, Лыбедь, муж твоей сестры Любавы, — объяснил Святозар, и, шагнув навстречу, обнял своего родственника.

— Любава замужем, ей же было пять лет, — Лыбедь прижался к наследнику, а по его потемневшему от невзгод и тяжелой жизни в темнице лицу, потекли слезы. — Пять лет, а уже замуж вышла, да за самого наследника престола… ах, ах, ах. А, мать, отец, как они живы? — протяжно всхлипнув, поспрашал Лыбедь.

Святозар отстранился от родственника, посмотрел в его темное лицо и от недоедания впалые щеки и глаза и поборов в себе желание, так же как и Звенислав шибануть ногой решетку, ответил:

— Живы, живы и все еще ждут тебя… Но ты не плачь, скоро ты вернешься домой, поверь мне, стоит мне увидеть царя Гмура, и все в твоей жизни изменится…,- наследник тяжело скрипнул зубами.

Храбр подступил ближе к наследнику, заботливо похлопал его по плечу, и протянул

руку Лыбедю, заметив:

— Ну, вот, вишь, как хорошо Святозар, родственник твой живой-то оказался, а ты переживал, что он погиб.

— Уж лучше бы погиб, чем так, тут сидючи, — вытирая глаза, ответил Лыбедь.

Храбр, Стоян и Святозар подойдя к одному общему на всех узников ложу принялись раздеваться. В подземелье, где находились темницы, несмотря на сырость было довольно-таки тепло. Наследник скинул с головы шапку и утер мокрые от пота волосы, снял с пояса ножны с мечом положил его на ложе к шапке, и принялся расстегивать да снимать телогрейку и кафтан, и разглядывать широкий порез на них от острия копья гомозуля.

— Гляди, Храбр, этот Гет, не только мне кафтан разрезал, но похоже и кожу на животе, — расстегнув короткополый кафтан, и показывая кровавый порез на рубахе, усмехаясь, сказал Святозар.

Храбр посмотрел на кроваво-красное пятно на белой рубахе, и, протянув руку, осторожно пощупал порез.

— Вот же…,- гневно протянул наставник и бросил убийственный взгляд в коридор куда убежали гомозули. — Я бы им… Но вроде, сынок, порез не глубокий.

— Да, какая разница, глубокий или не глубокий, — обиженно откликнулся Святозар, и вздохнув, сел на ложе, возле решетчатой стены темницы. — Просто не приятно и досадно… — Наследник немного помолчал ощупывая порез и еще раз вздохнув, произнес, — Храбр, можно я на ложе с края спать буду.

— Конечно, мальчик, спи с края, кто ж против, — закивал головой наставник. — А, Стоян, ляжет посередке, он у нас тут самый молодой.

Стоян расстилающий на ложе овчинники для себя, наставника и наследника, что-то хмыкнул себе под нос, но спорить не стал. Святозар положил пальцы на порез и зашептал заговор, а когда рана на животе зарубцевалась, починил порезы на рубахе, кафтане и телогрейке.

— Лыбедь, сними чекмень, я его тебе починю, — сказал Святозар. — А, то на тебя страшно смотреть.

Лыбедь смущенно снял чекмень, а под ним оказалась не менее обветшалая от времени рубаха, которую наследник тоже предложил починить, и, прошептав над вещами заговоры, предал им положенный чистый и починенный вид. Лыбедь надел рубаху и чекмень и сев на ложе, возле товарища по несчастью, который все так же широко улыбался и радостно оглядывал прибывших, принялся довольно поглаживать рукой чекмень. Святозар поднявшись с ложа, сделал несколько шагов в сторону решетчатой двери, застегнул застежки на кафтане, и, развернувшись, посмотрел на сидящего около левой стены темницы на краешке ложа желтолицего темничника, каковой также радостно, как и Лыбедь стал поглаживать рукой починенный чекмень, и часто кивать головой.

— Лыбедь, — обратился к родственнику Святозар. — А, этот человек, что с тобой сидит, кто?

— Это, — широко сияя улыбкой и на морг отрывая взгляд от чекменя, ответил Лыбедь. — Это лонгил, он уже долго сидит тут вместе со мной… Они гомозули хватают людей, которые вошли к ним в проход и сажают в эти темницы. И сидят тут темничники до самой смерти. Охо… хо…. Наследник, а сколько же лет прошло с тех пор, как я уехал из дома?

— Пятнадцать лет Лыбедь, — чуть слышно протянул Святозар и увидел, как по лицу Лыбедя потекли слезы.

— Ах… ах… ах…,- запричитал тот, утирая глаза. — Пятнадцать лет… Какой ужас… верно Чернявушка меня не дождалась, замуж поди вышла… Ох, несчастные мои отец и матушка, сколько горьких слез по мне пролили…,- и из глаза Лыбедя вновь потекли крупные слезы.

— Ну, ну, — строго заметил Храбр, усаживаясь на ложе подле Стояна. — Нечего слезы тут проливать, да наследника нашего расстраивать…Хватит с него на сегодня треволнений, утирай свои глаза Лыбедь.

Лыбедь тяжело вздохнул, вытер тыльной стороной ладони глаза и сказал: