Сквозь тени прошлого

Лейк Оливия

— Для молодой, красивой и невероятно чувственной женщины — это очень долго. — Последние слова он произнёс так многозначительно, что Габриэллу обдало жаром. Она раньше за собой не замечала, чтобы её так возбуждал голос мужчины, но глубокий, соблазнительный баритон Захарии сводил с ума.

— Габриэлла? — позвал он её.

— Прости, задумалась. — Абстрагировавшись от желания взять его за руку, ощутить тепло кожи и пройтись, как влюблённая пара, она сказала: — Это такая банальная история… Ничего интересного.

— Расскажи.

— Я встречалась с мужчиной, любила, или думала, что любила. — Габриэлла нахмурилась. — Не знаю, уже

не знаю. У нас были… как это принято называть, хм… серьёзные отношения. В общем, в одно прекрасное утро тест на беременность показал две ярко-выраженные полоски. Я не испытала смятения, которое, наверное, одолевает всех незамужних и, в принципе, не планировавших детей женщин. Я просто была счастлива. Но, как оказалось, счастлива была только я. Дальше было что-то вроде: «Ты мне очень дорога, но ребёнок не входит в мои планы на ближайшее будущее, и у меня есть хороший знакомый, отличный врач, который поможет решить эту проблему». Проблему…

Габриэлла замолчала. Ей до сих пор было неприятно вспоминать тот разговор. Чувств к бывшему любовнику она больше не испытывала, разве только презрение, но всё это было настолько гадко и мерзко, что даже спустя год воспоминания об этом вызывали настойчивое желание помыться. Тогда она чувствовала себя осквернённой, униженной и раздавленной. Для кого-то ребёнок — дар, а для кого-то всего лишь досадное недоразумение, от которого с лёгкостью можно избавиться с помощью хирургического скальпеля.

— Зак, не смотри на меня так. Ничего страшного со мной не случилось. Аборт я не делала и ребёнка не теряла. Это был всего лишь гормональный сбой. Но он помог мне понять, кем я была в жизни этого мужчины и как мало на самом деле значила для него. — Габриэлла устало вздохнула. — Вот такой вот психоанализ, доктор Фрейд.

Захария молчал. Он не знал, что сказать, как правильно выразить своё отвращение к этому мужчине и к его поступку, чтобы это не выглядело лицемерием с его стороны. Он ведь и сам далеко не ангел в отношениях с женщинами. И в его жизни были некрасивые, а порой и вовсе жёсткие истории. В людях он больше всего ненавидел навязчивость. Если ему пытались что-то навязать, будь то сделка, чужое мнение или любовные отношения — не важно, он, не задумываясь, вышвыривал этого человека из своей жизни. Бывало, попадались люди, которые не понимали с первого раза, что так делать не стоит. Приходилось объяснять, и не всегда эти объяснения были корректны. Но сейчас дело не в нём, а в конкретной женщине, которую обидели и которая поделилась этим с ним. Захария хотел утешить её, но все слова, приходившие на ум, казались банальными и сухими. Он остановился, привлёк Габриэллу к себе и нежно коснулся губ.

— Ты вся холодная, поехали домой?

Габриэлла удобно устроила голову на груди у Захарии и удовлетворённо закрыла глаза. Приятная усталость и нега тёплым ласкающим ручейком разлились по телу, освобождая от неприятных воспоминаний и тяжёлых мыслей голову. Захария ласково перебирал её волосы, заставляя чуть ли не мурлыкать от удовольствия.

— Моя жена, Амелия, умерла. — Габриэлла практически заснула, когда он заговорил. О его жене она не решалась спрашивать с их первой официальной беседы в поместье. Она прекрасно помнила, как он напрягся от вполне невинного и ожидаемого вопроса, поэтому больше не заводила речи о миссис Амелии Денвер.

Габриэлла распахнув глаза, поднялась и, прикрыв обнажённую грудь одеялом, села напротив.

— К нам в

Эйджвотер приехали гости. Лето, пикники, теннис, конные прогулки — всё как всегда, и тот день не был другим. Утром собралась большая компания, и мы решили прокатиться верхом к холмам, ничего не обычного. Амелия любила останавливаться у реки: сидеть на берегу, смотреть на воду, в этот раз я не остался с ней. Её сбросила лошадь. Она была опытной наездницей, я не знаю, как такое могло произойти. Когда я обратил внимание на её долгое отсутствие и поскакал к реке, Амелия уже была мертва. Она ударилась головой о камень, пробила висок.

Обстоятельства смерти жены Захария выдавал, как голые факты. По его голосу, выражению лица или глаз нельзя было определить, что на самом деле он чувствует. Ночь укрыла всё чернильным плащом, пряча от Габриэллы истинные эмоции и переживания, которые можно было бы разглядеть при свете дня. Наверное, от этого признания давались проще. Она слушала не перебивая, без каких-либо комментариев или вопросов. Не пыталась анализировать, делать какие-то выводы или подталкивать Захарию к дальнейшим откровениям. Просто слушала, просто сочувствовала. Габриэлла с поразительной ясностью осознала, что ей не нужны были внешние доказательства его боли. Она знала, что он переживает, до сих пор винит себя. Что не остался с женой, что уехал, что опоздал.

— Перед похоронами меня любезно попросили приехать в морг для ознакомления с заключением патологоанатома. Там мне сообщили, что Амелия была беременна. Срок был очень маленький и, вероятно, она и сама не знала, что в положении. По крайней мере так считал врач.

— Зак… — только и смогла выдавить Габриэлла. Как выразить сочувствие по такой невосполнимой утрате? Какие слова подобрать, чтобы донести, как тебе жаль? Можно с полной уверенностью полагать, что ты понимаешь, но пока на собственном опыте не познаешь эту невыносимо острую боль, по-настоящему понять невозможно.

— Я вернулся в поместье, взял ружьё и застрелил ту лошадь. — Захария замолчал, а она не знала, как подступиться к нему. Ей так хотелось прикоснуться к нему, обнять, но Габриэлла боялась, что он не примет сочувствия, что оттолкнёт. Она не знала, для чего Захария поделился с ней своей историей, но была уверена, что не для выражения соболезнований. Габриэлла осторожно коснулась его руки, чуть сжала пальцы, чутко прислушиваясь к языку его тела. Примет ли он ласку? Позволит ли себя утешить? Он позволил. Их пальцы переплелись, и она придвинулась к нему. Теперь его глаза были совсем рядом. Усталые, потухшие, серьёзные.

— Мы были очень молоды, когда поженились. — Захария смотрел прямо перед собой, говорил тихо, но Габриэлла находилась совсем близко и слышала каждое слово. Он хотел выговориться, рассказать, поделиться. Чтобы его просто выслушали. Без трагических вздохов и горестных заламываний рук, без моря слёз и потока сочувствия.

— Нам было легко вместе, мы были счастливы, я любил её, но… — Он опустил глаза и задумался, пытаясь подобрать подходящие слова для своих мыслей, которые на протяжении долгого времени оставались только его, и которые он ни разу не произносил вслух. — Амелия не была центром моего мира; не была самой сильной и обжигающей страстью; не была моей самой глубокой привязанностью. Я любил, но недостаточно. Ценил наш брак, но как что-то само собой разумеющееся. А потом всё закончилось, и я понял, что потерял. Именно тогда я был по-настоящему счастлив.