Сквозь тернии
Шрифт:
Сил практически не осталось. Резервные накопления израсходовались на душевные переживания и на поиски недавнего схрона – Колька не преминул воспользоваться услугами преданного друга и тут.
Яська и не помнил толком, как ему удалось выбраться на свет. В каком-то полуобморочном состоянии он всё же добрёл до спасительного выхода и долго ползал в траве, не понимая, что вообще такое с ним происходит. Потом, не оборачиваясь, двинул к канаве и обо всём рассказал Кольке. Друг оставался непроницателен, но лишь до той поры, пока Яська не описал тварей в мешке, – Яська мог поклясться, что на Колькином лице дрогнула одна из
На берегу же ручья странная Колькина реакция осталась хоть и подмеченной, но не принятой к сведению, за имением куда более насущных проблем. Если честно, Яська и не жаждал понимания. Просто хотелось выговориться, чтобы не держать рвущийся наружу ужас в себе. Но как тут выговоришься, когда страшно даже думать, а тем более, вспоминать. Особенно это приставучее «Ясь, а Ясь...» – ощущение, будто в голове и впрямь что-то копошится!
Тьфу ты!
Яська рассказал только про здоровенных дохлых пауков – он не знал, как ещё обозвать тварей. Про голос в голове, что предлагал остаться и поиграть в темноте, – не решился. Колька хоть и лучший друг, но принять Яську за психа – ему ничего не стоит. Конечно, в открытую не скажет, а вот подумать, подумает. А это пострашнее всего остального: когда друзья считают тебя двинутым, а ты сам знаешь, что все они ошибаются! Только поделать ничего не можешь. Ведь их много, а ты один.
«Как мушка в стакане чая – кричи, хоть оборись, никто не услышит! А услышат, так только выругаются».
Между собой Колька и Яська частенько в шутку намекали на неадекватность друг дружки, однако сегодня всё обстояло иначе. Под стандартное определение «псих» попадали в основном выкрутасы, направленные на то, чтобы привлечь внимание Тимки, или повоображать друг перед другом: там, на макушку дерева залезть или, скажем, речку переплыть в самом широком месте. В этих случаях Яська согласен быть психом сколько угодно, но только не сейчас.
Колька выслушал друга до конца, не перебивая, – снова странность! – после чего сухо заметил:
– И как только додумался один туда соваться? Ведь сказано же было, что это за место такое.
– Но я ведь и помыслить не мог.
– Помыслить... Оно и видно. Ну а если бы на бандюков каких напоролся, тогда что?
– На каких ещё бандюков?
– Да какая разница! Место нелюдимое, слава дурная, – а ты посмотреть просто... Да та же шпана местная поймала бы и «тёмную» устроила! Чего бы тогда делал?
Яська пожал плечами.
Позже он понял, что Колька просто так профессионально ушёл от неудобной темы, перекинув «стрелки» на обычное и естественное – на уличную шпану.
«А что если всё так и было? Заманили и запугали. А сейчас сидят себе под мрачными сводами и тешатся, вспоминая, как в усмерть запугали мамину мулю».
Но это всё опять же пришло позже, когда нервы немного успокоились, а мысли, напротив, разбрелись, не позволяя глаз закрыть.
Колька причалил к берегу запыхавшийся и счастливый. Дождался расстроенного Яську, кинул швартовую цепь.
– Тащи, давай!
Яська потащил. Лодка кружила по воде, точно
Вдвоём они без особых проблем выбрались на берег и закрепили плоскодонку под огромной ивой. Плакучие стебли дерева, словно ширма, укрывали побережье, так что беспокоиться лишний раз за плавательное средство не приходилось.
Колька стремительно забрался на берег и уже оттуда показал большой палец: мол, ничего не видно!
Яська кивнул и тоже полез в гору. Делать ничего не хотелось, так что он особо и не спешил. К тому же и заявись он в таком виде домой – ничего хорошего не жди. Бабушка наверняка устроит допрос с пристрастием. Один раз, правда, уже пронесло...
Пронесёт ли дважды – вопрос.
Под ногами струился речной песок. Высоко в небе скользили стремительные облака. Игривый ветерок трепал волосы на макушке. Пахло водорослями и рыбьей чешуёй. Пахло летом. И так бывает, вроде бы всё здорово – середина июля, как ни крути, – а на душе нависли какие-то сумерки. И даже не понятно, что с ними делать. Ковыряться в сути вещей страшно, потому что мало ли на что в итоге выйдешь. Оставлять всё как есть – тоже нельзя. Вот и бабушка постоянно твердит: мол, запущенная хворь, она такая, проклюнется в самый неподходящий момент, когда её и не ждёшь сроду, – и кори потом себя за проявленную беспечность. А время ушло. Ничего не поделаешь.
Яська вздохнул. На всякий случай понюхал маячку – гадость. И ведь ничем не перебить эту вонь! Разве что от души поваляться в лебеде... Сомнительно, что поможет, к тому же опасно – Яська помнил по школьным урокам, насколько недоброжелательны в своём отношении к маленьким мальчикам семена лебеды. Можно надышаться и того... в компанию к гадкой козявке.
«И, правда, зачем только полез в эту башню?»
Яська отмахнулся от навязчивых мыслей: смысл возвращаться к тому, что было, когда всё сложилось, как есть? Смысла нет никакого. Лучше думать о том, как теперь со всем этим жить. Ведь такое не забывается просто так. За забвение нужно платить.
– Ты уснул, что ли, там?! – поторопил Колька с верхушки берега и снова помахал рукой.
– Уснул что ль! – огрызнулся Яська, сражаясь с крутым подъёмом.
У магазина распрощались. Колька заявил, что у него ещё дела – какие именно не сказал – и был таков. Яське, собственно, было плевать. Настроение окончательно упало, и он поплёлся домой, пиная обточенный волнами голыш.
10.
У калитки его встретила улыбающаяся Тимка – видать всё же выпустили из заточения. Яська попытался состроить на лице некое подобие улыбки, но вышло как-то не очень. Однако Тимка не обратила внимания – по крайней мере, виду не подала. Яська огляделся по сторонам и сказал:
– Привет. Ты как?
Тимка улыбнулась ещё шире – до ямочек на щеках.
– Привет! Хорошо! Вот, выпустили на часок погулять, а то у меня уже астма началась от домашней пыли, – Тимка озорно подмигнула.
Яська расплылся в ответ – на сей раз уже по-настоящему.
– А Колька разве не с тобой? – Тимка беспокойно огляделась по сторонам.
– Был. У него дела.
– Без тебя? Странно.
Яська пожал плечами – ему это странным не казалось. Наверняка обдумывает очередную авантюру. Старых-то ему мало! Однако вслух Яська сказал другое: