Сквозь тернии
Шрифт:
– А разве нет?
– Нет. То есть, да! Я, просто... Я ведь думал, что обрёк тебя... вас... на вечные муки своими действиями.
– Ты ведь освободил нас.
– От чего?! Я же не знал, какого вам станется там, на другой стороне!
Ярослав кивнул.
– Всё лучше, чем томится в вечном неведении. Знаешь, я никому раньше этого не говорил – просто чтобы не пугать, – Ярослав внезапно умолк.
Яська ждал, не желая встревать с глупыми вопросами, понимая, что друг пытается собраться с мыслями – в душе он был готов к этому разговору уже давно, просто всё не знал, кому именно открыться.
Ярослав
– Мне казалось, что там, взаперти, всё повторяется изо дня в день. Знаешь, на старых пластинках бывают сколы или царапины. Порою, попав на такое заграждение, игла не в силах его преодолеть. Спираль нарушается, а из раструба доносится лишь одна единственная часть записи, которая повторяется вновь и вновь с каждым очередным оборотом бобины... Это, своего рода, кольцо. Мир, замкнувшийся на себе самом. Снаружи идут года, пролетают десятилетия, сменяются эпохи, а внутри – всё блекло и однообразно. День неизменно повторяется, как только игла вновь натыкается на баррикаду, – Ярослав вздохнул. – Порой мне казалось, будто я знаю, что именно выкинет Огонёк, или за что начнут отчитывать нашкодившую Ксанку... Моментами, я даже мог поклясться, что выполнил ещё вчера то поручение, перед лицом которого меня поставили сегодня поутру, хотя и не понимаю, как такое возможно. Я не могу объяснить всего этого. Но я просто уверен, что всё повторялось. А это самое гадкое: когда ты в чём-то уверен, но не можешь никак доказать, чтобы все остальные поверили.
– А что бы это изменило? – осторожно спросил Яська.
Ярослав вздёрнул плечи.
– Я не знаю. Да и какая теперь разница! Меня больше интересует другое: кому понадобилось устраивать всё это, и ради чего?
Яська не знал, что ответить.
– Оказывается, в мире много странностей, – вздохнул Ярослав. – И ни одна из них не желает проливать на себя свет. Что за стих я читал?
– А ты разве не знаешь?
Ярослав отрицательно мотнул головой.
– Тогда как же читал?
– На память. Засело когда-то.
– Мамочки...
– Чего ещё?
Яська почувствовал, как, не смотря на царящий повсюду жар, он буквально с головы до ног покрывается ледяными мурашками.
– Так ведь и правда!
– Ты о чём?
– Тебе вовсе не казалось!
– Казалось – что?
– Ну как же!.. Всё то, о чём ты только что говорил! Твою реальность и впрямь кто-то замкнул! Но только твою. Потому что остальной мир продолжил жить как и прежде!
– О чём ты? Ведь это всего лишь мои догадки и слепые суждения, ничем особо не подкреплённые.
– А вот и нет! – Яська чуть было не показал напрягшемуся Ярославу язык – вовремя смекитил, что к чему, и где именно они находятся. – Этот стих – «Когда мы спрячем за пазуху...» – написал Владислав Крапивин – я читал его «Голубятню!..» А он жил и писал уже после войны!
Ярослав молчал.
– Понимаешь, что всё это значит?! – Яська уже не мог сдерживаться. – Ведь это и есть доказательство! Чего ещё надо?!
Ярослав тщательно пережевывал нижнюю губу – Звезда хоть и «трансформировала» его под стать себе – если «трансформировала» вообще, – однако так и не смогла бесследно стереть сознание мальчишки. Вот он, сознательный сорванец, пытающийся познать истину, не смотря ни на что! Он преодолел даже смерть.
Яська вспомнил Росинку – та тоже не изменилась, хотя он и не знал её при жизни. А это значит одно: Звезда может приспосабливать лишь материю, а вот в противоборстве с добрым сердцем и чистой душой – она бессильна! Да, от Росинки пахло болотной тиной, но это ещё ничего не значит.
– Но зачем Им это? – пробормотал Ярослав себе под нос.
– Кому – им?
– Тем, которые наблюдают.
– А как они это делают?
– Никогда не видел в темноте за окном силуэт замершей птицы в ветвях дерева?
– Нет... Хотя и чувствовал, что там что-то есть. Но я думал – это всё Тьма.
Ярослав отрицательно качнул головой.
– Нет, Тьма приходит уже после Них. А Они – бегут. Вечно. Потому что на одном месте Им не выжить. Они это знают, как знают и то, что сами повинны в приходе Тьмы. Это Они её позвали. И Тьма пришла.
Яська почувствовал, как шевелятся на затылке волосы.
– А ты их видел?
– Нет. Они ведь просто наблюдают. Они – выше. Как дерево за окном.
– А Тьма?
Ярослав серьёзно посмотрел на Яську.
– Я не помню, что видел. Я помню только, как во тьме со мной кто-то разговаривал, но я его не понимал. Я немного знаю немецкий – ещё в школе учил, до войны, а потом невольно натаскал себя, слушая этих фрицев! – Ярослав брезгливо сплюнул. – Это же, не было похоже ни на что из того, что я уже слышал. Хотя... У бабушки была Библия – она прятала её под половицей в своей комнате, чтобы никто не «настучал». По воскресениям бабушка запирала входную дверь, доставала из гардероба треснувшую икону со Спасителем и молилась Ему. Молитвы были на русском, хотя и основательно перековерканы на церковный лад, так что если читать быстро или петь – совсем ничего не разберёшь. Так вот, в конце службы, бабушка неизменно читала «Отче наш» на латыни... «Патерностер», – Ярослав умолк.
Яська ждал с замиранием сердца.
– Во тьме я не раз слышал «патер». И ещё, «нострум обскурис».
– И что это значит? – прохрипел Яська.
– Я... Я не знаю, – Ярослав обхватил руками плечи. Сейчас он всей своей позой олицетворял отчаяние, а может и смирение, принятие всего, как есть.
Яська молчал, не зная, что сказать. Было страшно. В особенности, вспоминать то, что случилось за кладбищем. Ведь это был истинный ужас. Тьма, что всё же добралась до него, как предрекали все те, кто знали про Путь.
– Вот, – Ярослав что-то протянул.
– Что это? – оживился Яська.
– Кулончик твоей сестры. Я её так и не встретил. Прости, – Ярослав виновато вздохнул. – Похоже, за гранью, как и в реальности, – не всегда получается так, как того хочешь. Точнее никогда не получается. Я и сам хотел её найти. Ведь это именно она «растормошила» меня ото сна.
Яська коснулся кулончика. Тот отозвался розоватым свечением и, словно в назидание, уколол пальцы.
– Это он привёл тебя сюда?
– Наверное... Хотя скорее другое. Кулончик лишь сохранил память о тебе и обозначил Путь. Потом я вспомнил про прыгалки, но те куда-то задевались во тьме... Я испугался, что потерял.