Сквозь все преграды
Шрифт:
— Я еще вчера собирался… Наверное, нужно было сделать это сразу, как только я приехал в город. Но мне пришлось устраиваться в «Лос Роблес» и всякое такое…
Мариетта положила руку ему на колено.
— Мэтью, что случилось с моим отцом?
Он сжал ее пальцы. В глазах Мариетты появилась тревога.
— Дорогая, я знаю, для вас с сенатором наступили не лучшие времена после смерти Дэвида. И тебе было больно, потому что он поступал не так, как должен был поступать настоящий отец. Но… в общем, сенатор решил дать показания
Эта новость ошеломила Мариетту. У нее закружилась голова. Она была на грани обморока. Мэтью погладил ее по голове своими шершавыми пальцами, дотронулся до щеки.
— Как ты, Этти? — спросил он с тревогой. — Господи, да ты холодная, словно эскимос! Я пошлю Джаса за доком Хэдлоу.
— Нет! — Мариетта схватила его руку, не позволяя встать. — Пожалуйста, не надо, Мэтью. — Она глубоко вздохнула. — Это просто… Ты сказал правду? Насчет отца?
— Правду, дорогая.
— Но почему он решился на это? — недоверчиво спросила Мариетта. — Может, боялся, что его выдаст Куинн?
— Нет, — улыбнулся Мэтью. — Сенатор думал, что я убью Куинна и его парней. Значит, дело не. в этом.
— Но…
— На следующий день после того, как мы уехали из Сакраменто, он сдался федеральному маршалу во Фриско. Благодаря дневнику Дэвида, показаниям твоего отца и Куинна Чемберс не сможет теперь избежать правосудия. Его наверняка скоро выследят и арестуют.
Мэтью взял дрожащие руки Мариетты в свои.
— Но почему? Почему?
— Неужели ты не понимаешь, милая? Она отрицательно покачала головой.
— Думаю, потому, что он любит тебя. Кроме того, сенатор хорошо относился к Дэвиду и очень переживал из-за случившегося.
— Не может быть!
— Не знаю, что еще могло заставить такого человека, как сенатор Джон Хардести, добровольно отдать себя в руки правосудия. Остаток жизни он проведет в тюрьме. И потом, он сказал, что даст показания только при одном условии: правительство должно обеспечить твою безопасность любой ценой.
Мариетта не сводила глаз с Мэтью. Ее губы слегка приоткрылись, но она так и не произнесла ни слова. Мэтью опять провел пальцем по ее щеке.
— Он любит тебя, Этти. Хоть и не сразу, но он это доказал.
Она проглотила ком, застрявший в горле, и закрыла глаза, пытаясь справиться с охватившим ее чувством и в то же время наслаждаясь теплом, исходящим от руки Мэтью.
— Ты не плачешь, как другие женщины, — удивленно пробормотал он, словно разговаривая сам с собой, — но переживаешь сильно. Мне хочется уберечь тебя от неприятностей.
— Прости, Мэтью, — выдавила из себя Мариепа, шмыгая носом. — Я очень часто вспоминаю нашу последнюю встречу с отцом. И очень сожалею, что так поступила с ним.
— Конечно, — прошептал он, осушая ее слезы поцелуями. — Не нужно иметь много ума, чтобы понять, как тебе было больно, как ты расстроилась из-за этой прощальной ссоры. Посмотри, милая. — Мэтью вытащил из кармана
— Мэтью, — прервала его Мариетта, дотронувшись до значка, приколотого к рубашке, и печально посмотрев на серебряную звезду, — что это?
— Мой новый значок, — ответил Мэтью, почему-то смутившись.
— Шериф, — прошептала она, проведя пальцем по выгравированным на звезде буквам.
— Хэнк с огромной радостью отдал мне его сегодня утром, — торопливо объяснил Мэтью и вложил в ее руку лист бумаги. — Видно, вчера я на него произвел впечатление. Ты можешь написать письмо отцу, если хочешь.
Мариетта грустно взглянула на измятый лист.
— Куда писать?
— Пока не поймали Чемберса, твой отец находится под защитой федеральных властей. Он не стал писать первым, потому что боялся расстроить тебя еще больше.
— Понятно, — задумчиво сказала Мариетта. — Спасибо, Мэтью.
— Пожалуйста, — проворчал он и встал с дивана. — А теперь я отнесу тебя в спальню. Ты того и гляди вот-вот упадешь в обморок.
— Мэтью! — запротестовала Мариетта, когда тот взял ее на руки.
— Не суетись. Ты ведь прекрасно знаешь, что сопротивление бесполезно. А если еще не знаешь, то привыкай. Какое красивое на тебе платье! — добавил Мэтью, восхитившись рисунком и мягкой тканью ее утреннего туалета. — Гораздо лучше, чем тот траурный наряд, в котором ты была вчера.
— Я все еще в трауре, Мэтью, — кротко напомнила Мариетта, обвив руками его шею.
Он опустил ее на кровать так осторожно, будто она была стеклянная.
— Надеюсь, это ненадолго, Мариетта Колл, — сказал Мэтью.
Он снял с нее крошечные французские тапочки, небрежно бросил их на пол, а потом накрыл Мариетту одеялом до самого подбородка и сел рядом.
— Я буду носить траур столько, сколько захочу. Ты не имеешь права вмешиваться.
Мэтью нежно погладил ее волосы.
— Я имею право сказать жене, как она должна одеваться. А ты будешь моей женой! — Он заглушил протесты Мариетты поцелуем. Вид у нее был сонный и умиротворенный. Она явно не могла ответить ему, поэтому Мэтью поцеловал ее еще раз и сказал: — Я люблю тебя, милая.
— Нет, Мэтью.
— Что — нет? Мариетта закрыла глаза.
— Ты не любишь меня и, пожалуйста, не лги. Я не вынесу… Это уже слишком.
— Вот, значит, что ты обо мне думаешь? — Мэтью гладил ее по голове мягкими ритмичными движениями. Как ни странно, он вдруг почувствовал такое облегчение, что чуть не рассмеялся. — Вот в чем дело! Какая ерунда, Господи.
Мариетта открыла глаза и пристально посмотрела на него:
— Ерунда?
— Ну да, — сказал он с улыбкой. — Упрямая ты девчонка, Этти Колл, но мне всегда нравились сильные противники. Я признаю, что совершил ошибку там, в Марипозе. Но сейчас у нас завязался настоящий роман, и больше я такой глупости не допущу.