Слабо в меня влюбиться?
Шрифт:
Агата принимается снимать нехитрый интерьер кабины, я стараюсь не пробить башкой крышу на ухабах.
Время сливается в одно тарахтяще-рычащее соло и непрерывную тряску. Вскоре тракторист уходит в себя, а я понемногу перестаю чувствовать онемевшие ноги. И только Агата продолжает жизнерадостно трещать на ухо. Отмороженная, что тут скажешь!
Но в какой-то момент замечаю, что моя спутница как-то нездорово краснеет. Едва ли тому виной моя ладонь, нынче скромно придерживающая девичью талию.
— Кофе! — выпаливает она, краснея
— Что кофе? — Приподнимаю бровь.
— Просится…
Опять втыкаю её в сугроб, на этот раз за куцым кустиком, сам встаю неподалёку и честно отворачиваюсь. Ветер швыряет в лицо снежное крошево, Агата стыдливо журчит, проклиная сквозь зубы воду и всё её содержащее — благодать! Снова запихиваю девушку в кабину. И так по разу на каждый выпитый стаканчик.
Наконец, райцентр встречает нас огнями, галдящей толпой, снегопадом и басами. Оглушительными басами, надо отметить, отчего Куницына совсем теряет голову, а мой внутренний меломан скоропостижно впадает в кому.
На удивление концертный зал грозит лопнуть по швам от нахлынувшей публики. В приступе наивной глупости подсаживаю Агату к себе на плечи.
Шоу начинается.
В одной лодке
Колонки выдают киловатты звука, счастливые визги Куницыной достигают потаённых уголков вселенной, а тонкие колготки идут стрелками, надрываясь о мою щетину.
Спустя полчаса концерта ощущаю себя немного Атлантом. Спустя час угроза быть задушенным её длинными и натренированными в спортзале ногами начинает пугать меня до чертей.
От стихов «Искусителей» откровенно подташнивает. Держусь исключительно на чистом упрямстве. Я настолько привык переть до победного, что даже мысли не допускаю сдаться, пусть мой интерес благим не назовёшь. Хотя тут я бы, конечно, поспорил.
Любовь должна вести обоих. Если эта пара распадётся, то явно не по нашей с Лерой вине. Значит, один из них в любой момент готов сойти с дороги, и хорошо, что расстанутся сейчас, а не спустя десяток лет, нарожав детей. Да мы прям санитары института брака!
Уже ночью вымотанные выходим из такси и заворачиваем с Куницыной в светлый тихий двор. Она бесперебойно делится впечатлениями о концерте, а я периодически поддакиваю, уже час как потеряв нить монолога.
Состояние неоднозначное. Подбивая итоги, хочу ликовать. Вспоминая, что до кровати чесать на другой конец города, охота вытянуться прямо на асфальте и выть белугой.
— Вот и пришли, — оповещает Куницына с лёгким сожалением в голосе.
Наконец-то мой любимый момент свиданий!
— Даже жаль, что так быстро, — безбожно кривлю душой.
Жду, когда её созданное для любви тело и ветреная голова сойдутся на том, что надо бы предложить мне подняться. Но девушка продолжает топтаться на месте. Пару раз с сомнением косит глазами в сторону подъезда, затем на приосанившегося меня.
Я от нетерпения только ботинком снег
— Спасибо за концерт, — вздыхает она и сглатывает, словно подавившись словами. — Я пойду.
В звенящем от мороза воздухе ревёт как Демон над Кавказом глас моих обманутых надежд.
— Что, даже не поцелуемся на прощанье? — улыбаюсь криво.
Куницына тупит взгляд, усиленно разглядывая носки своих сапожек.
Я уже теряю надежду услышать ответ, и тут она выдаёт замечательную фразу:
— У меня же есть Свят…
— Не страшно, все мы не без недостатков.
Делаю уверенный шаг в сторону Агаты и целую прямо в губы — достаточно невинно, чтобы не получить по морде, и достаточно страстно, чтобы вызвать желание как-нибудь повторить.
— Это было по-дружески! — прилетает мне запоздало, а потому уже в спину.
— Тогда я «по-дружески» утром зайду за тобой, — обещаю, не оборачиваясь.
Я давно убедился, что мне хорошо одному. Мне незнакома ревность, и чтобы проживать жизнь на всю катушку, всегда было достаточно Леры. Когда накатывает скука, мы с Бойко задаём друг другу отличную встряску. А большего нам и не надо.
Лера
— Куда это ты такую рань разбег взяла? — тормозит меня командорский тон бабушки в прихожей. Вопрос по большому счёту риторический, ибо нотации отлетают с такой скоростью, что слова внятного не вставить. — На перекрёстке торопишься светофор заменить? Мало тебе на голове срамоты, так ещё тыквой вырядилась. Куда только мать смотрит? Один позор с тобой, один позор…
— Это модно! — Только и успеваю закатить глаза. Между прочим, на новый неоновый пуховик я ещё летом сама заработала. Правда, промоутером устроилась на спор, но ведь деньги в итоге потратила свои. Зачем так нудить-то?
— Модно — это когда не тянет перекреститься! А тебя уже даже кошки шарахаются, — бурчит она, протягивая маслянистый пакет. — Совсем девка с глузду съехала… На вот, объедки Жуже отнеси. Хоть какой-то с тебя прок.
— Бабуль, ну какие объедки? Я ещё к Яну заскочить хотела…
— Ушёл твой Ян, — перебивает бабушка.
Так и застываю у приоткрытой уже двери.
— К-как ушёл?.. Куда?
А пожелать мне доброе утро? А проследить, чтобы я не навернулась на скользких ступеньках? А развлекать меня до автобусной остановки? А… ладно, забыли. Конечно, у Яна теперь дела поважнее. Наверняка Барби свою у ворот караулит.
— Бес его знает. Фиалки поливала, смотрю — мчит куда-то, аж пятки сверкают. Небось к девке очередной, — вторит моим мыслям бабуля. — Одна радость, что даже эта холера на тебя не позарится. Ну всё, чего раздула щёки? Иди, куда шла, хорош квартиру проветривать, не лето.