Сладкая боль

Истомина Татьяна Георгиевна

«Неплохо для бедных, — невольно подумала молодая женщина. — У меня отец — директор пивзавода, и то лишний раз даже в Болгарию съездить не может, а тут...»

Ксавье по-прежнему продолжал морить свою гостью голодом, а она на почве постоянного недоедания изводила его перепадами настроения.

Тюаль, конечно, очень гордился Тамарой и с удовольствием возил ее по гостям. Один раз они заехали к его тетке, которая приняла их на кухне, так как комнаты в доме, сверкая натертыми полами, были для них собственным музеем, входить в который разрешалось, только чтобы лечь

спать на огромные кровати с многочисленными пухлыми подушками.

«Ну точно как у нас в деревнях, только чисто», — сопоставила Тамара.

Гостья тетке явно не понравилась: она не выразила восхищения убранством дома, которое та с нескрываемой гордостью продемонстрировала ей через дверные проемы.

Потом они несколько раз ездили к какой-то засушенной ученой старушке, у которой за ужином ее сын и Ксавье долго и нудно делили между собой маленький кусок колбасы. И то надо сказать, что у старушенции на столе был фруктовый сок, который никогда не появлялся в доме Тюалей, как запретная роскошь. Ксавье наливал себе один стакан за другим, не забывая при этом еще кое-что запихнуть в рот.

В один из выходных они со старушенцией и ее знакомыми: супружеской парой с двумя детьми — отправились в какой-то город. Тамара была голодна и зла. Она уже не могла сдерживаться, и ее мрачное настроение тучей наплывало на Тюаля. Тот заволновался и предложил ей погулять вдвоем. Они прошлись по узким улочкам и вошли в старинную, в готическом стиле, церковь, в которой, кроме них и царственной тишины, не оказалось никого. Тамара обожала величественную красоту католических соборов, восхищаться которой ей всякий раз мешал Тюаль со своими глупыми разъяснениями. Вот и сейчас он что-то начал потихоньку бурчать. Молодая женщина сделала ему знак рукой, чтобы он замолчал, но Ксавье на лету поймал ее руку и, крепко сжав в своей, неожиданно четко произнес:

— Тамара, мы могли бы пожениться...

Она немного удивленно смотрела на него, ничего не отвечая. Ксавье, от волнения переминаясь с ноги на ногу, повторил:

— Как ты смотришь на то, чтобы мы поженились?

— Ты делаешь мне предложение? — озорно сверкнув черными глазами, игриво спросила Тамара.

— Да!

— Ну что ж! — Наклонив голову набок, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, она придала своему лицу задумчивый вид. — Я подумаю! — И, помолчав с минуту, добавила: — А впрочем, я согласна!

Ксавье от радости широко открытым ртом ловил воздух, а ручонками пытался обнять невесту, чтобы поцеловать ее манящие, дразнящие воображение губы.

«Ладно! — решила Тамара. — Один раз стерплю, но не больше».

Выходя из церкви, она невольно взглянула на Тюаля со стороны.

«И вот это хлипкое, согбенное создание на тоненьких кривых ножках будет моим мужем... С ума сойти... Никогда бы не подумала...»

* * *

Три последних дня своего заграничного турне Тамара с Тюалем провели в Париже. Ее уже просто тошнило от общества Ксавье, и она была вынуждена уговаривать сама себя потерпеть еще немного. Но ей это не удавалось.

«Нет, он

ненормальный! — постоянно думала Тамара. — Другой бы на его месте послал меня подальше, а этот все терпит. Хотя я, конечно, рискую: перегну палку и тогда все — прощай Франция! Ну и черт с ней! Не могу я больше...»

Но оказалось, что могла.

Когда Тамара собиралась в свою наделавшую столько шума поездку, ей позвонила приятельница одной ее подруги и попросила разрешения передать с ней банку черной икры и бутылку водки своей знакомой, живущей в Париже. И вот теперь, сидя в отеле, Тамара набрала номер телефона русской парижанки и, представившись, спросила, как им можно встретиться.

— Знаете что! — ответила та. — Приходите ко мне в гости. — И она подробно рассказала взявшему трубку Ксавье, как ее найти.

Так Тамара и Тюаль оказались в одном из фешенебельных кварталов Парижа. Они еще несколько раз проверили адрес, прежде чем решились нажать на кнопку домофона, расположенного у стеклянных дверей, через которые был виден великолепный холл.

— Я сейчас открою! — приветливо сказала Надя. — Входите!

Застрекотал замок, и опешившие Тамара с Ксавье вошли в беломраморный холл с фонтаном посередине. Зеркальный лифт плавно поднял их на третий этаж, где у распахнутой двери их уже ждала хозяйка — маленькая худенькая женщина лет тридцати пяти.

— Проходите, пожалуйста.

Тамара, затаив дыхание, завороженно смотрела по сторонам.

«Вот оно! Вот оно! Это то, что мне нужно! Именно так я хочу жить, — молоточками радостно-тревожно застучали мысли в ее голове. — Боже, просто невероятно... какая роскошь».

Всегда болтливый Ксавье здесь тоже притих и с не меньшим восхищением, чем его спутница, рассматривал шикарные апартаменты.

— Как у вас красиво, Надя. Это просто фантастика! — наконец смогла произнести Тамара. — Можно мне все посмотреть?

Наличие двух ванных комнат в одной квартире поразило ее воображение, а белая кухня свела с ума.

— Проходите в салон, — любезно предложила Надя. — Выпьем за встречу.

Женщины сели в обтянутые кремовой кожей кресла, а Ксавье вольготно устроился на таком же диване. Хозяйка предложила виски со льдом Тюалю, а себе и Тамаре налила душистый тягучий ликер. Бедной Тамаре, уже три недели не произносившей ни слова по-русски, так захотелось выговориться, спросить совета у удачливой соотечественницы, что она рассказала ей все, не утаив ни свои честолюбивые помыслы, ни свое отвращение к Тюалю. Выслушав ее сбивчивую исповедь, Надя покачала головой.

— Могу сказать тебе одно: Париж — это наркотик, и ты попала под его опасное очарование. Если ты дашь волю эмоциям, сиюминутно пожалеешь себя и расстанешься со своим женихом — потом всю жизнь будешь мучиться, проклинать свою глупость. А решишься остаться здесь, выйти замуж за противного тебе человека — тоже будешь мучиться с одной лишь небольшой разницей. У тебя будет маленькая надежда однажды встретить нормального мужчину, выйти за него замуж и устроить свою жизнь так, как ты того хочешь. А там, за проволокой СССР, у тебя ничего не будет.