Сладкая боль
Шрифт:
В самом деле, Тамара, особо не блиставшая познаниями, имела по иностранному языку безоговорочную пятерку. Она обожала французскую эстраду и часами слушала модных в то время Адамо, Азнавура и, конечно, неподражаемую Матье. У Тамары был прекрасный слух, и она даже научилась грассировать под Мирей. Желание узнать, о чем же все-таки поют ее кумиры, побороло лень и усадило девушку за учебники.
— Помню, конечно, кое-что, — рассеянно ответила она.
— Тома, умоляю, приходи обедать! А то мы будем сидеть, как немые. Ну, представь картину — ни он, ни мы... Выручай!
— По правде говоря, не очень хочется... — «Пойти
— Послезавтра! Мы тебя ждем! Спасибо, дорогая!
Тамара пришла за два часа до обеда, чтобы помочь волновавшейся подруге накрыть на стол. Люба и ее муж, несмотря на все хлопоты, были чрезвычайно горды тем, что к ним придет обедать иностранец. Об этом знали все друзья и знакомые, некоторых даже пригласили. Во время наглухо закрытых границ это было высшим шиком. Всем казалось, что там, за бугром, красочная, свободная жизнь, в которой люди могут ездить по всему свету, свободно покупать в магазинах, а не на руках или черном рынке одежду, продукты, даже машины. И те, кто побывал там, приезжали с огромными от переполнявшего их восторга глазами. Они часами рассказывали о своих сногсшибательных впечатлениях, а другие, затаив дыхание, качая головами, восторженно закатывая глаза, время от времени выдыхали всем своим существом:
— Живут же люди! А мы...
За полчаса до обеда гости уже все собрались. Наконец раздался и последний, долгожданный, звонок в дверь. Плохо справлявшаяся со своим волнением Люба долго не могла открыть замок.
— Ну что же ты? — отчаянно спрашивали глаза мужа, стоявшего за спиной французского гостя.
Люба оправдательно-беспомощно чуть пожала плечами.
— Прошу, прошу, — протягивая руку вперед, приглашал хозяин своего гостя.
Все званые на торжественный обед вышли в коридор и замерли.
— Merci, merci, — улыбаясь, повторял француз.
Тамара, стоявшая поодаль, чуть поморщилась.
— Боже, сколько было разговоров, а он-то...
Щупленький, среднего роста, к тому же сильно сутулый, французик лет тридцати пожимал всем руки, повторяя свое имя:
— Ксавье, Ксавье...
При этом худенькое птичье личико его расплывалось в улыбке, а на лоб каким-то несуразным углом падала челка.
«Тоже мне, француз», — презрительно подумала Тамара.
— А вот, вот, — суетился хозяин, слегка расталкивая гостей, — наша Тома. Она... это... парле франсе.
— Vous parlez francais?![2] — радостно удивился француз и сразу что-то затараторил.
Тамара вежливо улыбнулась и ответила:
— Je parle mais pas trop vite[3].
— Ah, ah! — продолжал восторгаться тот. — Vous parlez tres, tres bien[4].
Гости замерли в немом восторге перед Тамарой, которая могла говорить на языке гостя, и перед собой, гордясь тем, что вот так запросто вращаются в обществе с самим иностранцем.
Волшебное слово «иностранец» действовало на всех магическим образом. Ведь он в Стране Советов мог покупать через щелочку виденные, да и то не всеми, шикарные товары в магазинах «Березка», он мог посещать закрытые на сто замков для советских людей валютные бары, он жил в супершикарных, по советским понятиям, отелях. При его появлении даже цепные собаки — портье отступали на шаг. Вместе с иностранцем можно было смело
— Прошу к столу, — пригласила уже оправившаяся от волнения хозяйка.
Место Тамары было, конечно, рядом с героем дня. Поесть ей почти ничего не удалось, так как она добросовестно выполняла функции переводчика. К ее удивлению, получалось не так уж плохо. Во всяком случае, они понимали друг друга. Француз, несмотря на свою худобу, ел много и с большим аппетитом.
После обеда решили отправиться кататься по Неве. Погода была великолепная. Тамара со своим подопечным была в центре внимания. Дошло до того, что замужние дамы допустили своих мужей, охраняемых всегда недремлющим оком, к опасной, свободной в поведении Тамаре.
— Пойди позови француза к нам в гости. Вдруг он потом и нас пригласит. Представляешь, поехать во Францию по вызову... Сложно, конечно, да лишь бы вызов получить, а там мы своего уж добьемся: попросим, отблагодарим...
Тамара просто покатывалась со смеху, глядя, как эти жаждущие Франции женщины идут на смертельный риск, разрешая какому-нибудь толстому борову с брюхом с километр приблизиться к ней и с се помощью заговорить с французом.
«Господи, да подавитесь вы ими! Зачем мне ваши лысые, потные, жирные мужья?..» — думала Тамара.
Но в ее абсолютную лояльность по отношению к их «сокровищам» не верила ни одна женщина.
— Не может быть, чтобы женщина не хотела выйти замуж. Это она хитрит. Только мы зазеваемся, как она тут же и уведет мужа. Знаем таких!
Француз мило беседовал со всеми и с большим интересом поглядывал на Тамару.
После прогулки гости начали прощаться. Остались Тамара с Ксавье, гостеприимные хозяева и их ближайшие приятели — одна супружеская пара. Посовещавшись, они решили завершить вечер в загородном ресторане. Ксавье немного заволновался, объясняя Тамаре, что его, наверное, не пустят туда в шортах. Но хозяин, узнав, в чем дело, хлопнул его по плечу.
— Все о'кей, Ксавье!
Тот пожал плечами: о'кей так о'кей. Ведь он-то не знал, что обладает магическим пропуском во все рестораны Страны Советов, который называется «иностранец».
До ресторана «Хижина лесника», расположенного среди пахучих гордых сосен, добрались на двух машинах.
— «Волгу» мне надо отпустить, — предупредил Любин муж. — Обратно придется возвращаться «партиями».
После такого количества выпитого все уже чувствовали себя друзьями и нежно любили друг друга. У Ксавье была с собой невиданная для жителей Советского Союза видеокамера, и все наперебой начали заглядывать в окуляр, чтобы посмотреть на себя со стороны.
— Ой! Где это мы?.. Неужели это я? — раздавались возбужденные голоса.
Ксавье перемотал кассету на начало и предоставил своим советским друзьям любоваться собственными персонами, а сам пригласил Тамару танцевать. Она стала отказываться: во-первых, ей тоже хотелось заглянуть в окуляр видеокамеры, а во-вторых, было стыдно танцевать в ресторане с мужчиной, одетым в шорты. Но Люба выпихнула ее.
— Пойди, а то обидится.
— Но ведь это черт знает что... Умора... Еще хоть ноги были бы как ноги, а то спичечки кривые, — сопротивлялась она.