Сладкая месть под Рождество
Шрифт:
Слезы наворачиваются на глаза, и я моргаю, пытаясь не обращать на них внимания.
Сестра научила меня многому, но самое важное она донесла до меня не словами, а поступками: не позволяй мерзавцам видеть, что ты уничтожена.
– Ты что… ты расстаешься со мной? – спрашиваю я, зная ответ, но все еще не до конца веря в происходящее.
Мне нужно подтверждение.
– Я хотел сделать это еще раньше, – говорит он так, будто вся эта ситуация вымотала его.
Будто его выматывает, что разрыв наших четырехлетних отношений
– Раньше… – выдыхаю я.
– А ты никогда не думала о том, почему мы так и не съехались? – спрашивает он у меня так, будто я идиотка. Словно он считает меня слишком тупой, чтобы задаваться такими вопросами.
Конечно, я задавалась. Какая женщина не стала бы?
Я просто никогда не хотела давить на него.
«Ты ничего не добьешься в отношениях с властным мужчиной, если будешь давить на него». Помню, я когда-то прочитала эту фразу в женском журнале. Я предположила, что у него все схвачено, и отдала руль в его руки.
Я позволила ему быть властным мужчиной!
– Никогда не думала, почему я не хочу брать тебя на мероприятия на работе?
Он знает, что я думала… Я спрашивала об этом несколько лет. Его губы медленно расползаются в тошнотворной улыбке.
– Никогда не удивлялась, почему я не делаю тебе предложение?
У меня скручивает живот, и только сейчас я понимаю: он испытывает ненормальное удовольствие от всего происходящего, от того, как заставляет меня чувствовать себя.
Ему весело.
– И ты решил сделать это сегодня? – спрашиваю я окрепшим голосом.
Мне плохо верится во все это, но в глубине души поднимается гнев. Он бурлит и, я надеюсь, маскирует собой невыносимую боль, которую Ричард причиняет мне.
Он не заслуживает увидеть ее.
– Ты думаешь, я спланировал все это, Эбби? Какого хрена я бы ехал в такую даль на этот гребаный Лонг-Айленд, если бы, как минимум, не собирался заняться сексом сегодня?
Внутри все будто разбивается вдребезги вместе с моим сердцем и чувством собственного достоинства.
Его слова отвратительны.
Не могу сказать, играет ли он эту роль специально, чтобы причинить мне боль и ударить посильнее, или он такой и есть, и я просто вижу его без розовых очков. Как давно в нем столько отвратительных слов и мерзких намерений? И как я могла влюбиться так сильно в свое представление о нем, чтобы не увидеть его настоящего?
– Что?
Мои слова кажутся невесомыми. Тихими. Едва слышимыми.
Может, это ошибка. Наверное, он не то имел в виду. Может…
– Да ладно, Эбби. Ты, конечно, тупая, но не настолько же.
Его слова больно бьют меня, разрушая внутри еще одну стену. Вижу перед собой ее развалины, осколки от десятков кирпичей. И каждый из них – часть меня, по которой
– Я не ту…
– Ты делаешь макияж в «Роллардс».
– Я меняю жизни. Я помогаю жен…
– Боже, опять это дерьмо, – говорит Ричард раздраженно и останавливает меня жестом руки. – Слушай, поначалу было даже мило, что ты занимаешься своим хобби, пока ищешь настоящую работу. Но ты же перестала искать. Ты стала талдычить про то, как помогаешь людям и меняешь их жизни. Я тебя даже свел с нужным человеком, а ты его отшила.
Я помню тот день. Я оделась в самый скучный и скромный наряд и провела в дурацком гольфкаре целый день, подавая клюшки и устанавливая флажки. И когда этот «представитель индустрии макияжа» разговаривал со мной, он не сводил взгляда с моей груди. Какую бы там помощь в трудоустройстве он ни предлагал, она начиналась с «мы должны, ты же понимаешь, сходить поужинать и потом…».
Нет уж. Спасибо.
– Он же ко мне подкатывал, Ричард. Мне было нело…
– Это жизнь, Эбигейл. Это правила гребаной игры. Именно поэтому ты ничего не добьешься в жизни, делая гребаный дерьмовый макияж, как какая-то недоучка.
Он поворачивается, и теперь его взгляд полон гнева и ярости.
Я никогда раньше не боялась ни одного мужчину.
Но прямо сейчас мне кажется, что я близка к этому.
– Смешно. Ты делаешь гребаный макияж, Эбби. А вот я, я меняю жизни. Ко мне приходят люди, потерявшие целые состояния, им грозит от двадцати до пожизненного, и я спасаю их. – Он тычет пальцем себе в грудь, чтобы стало понятнее. – Моя работа имеет значение. А ты? Ты играешь в переодевания за минимальную оплату труда на Лонг-мать его-Айленде.
С моих ресниц срывается слезинка, капает на корсет и оставляет темное пятно, расползающееся по шелковой ткани.
– Я так не могу, Эбби. Мне нужно более серьезно думать о своем будущем. С тобой было весело, но я не могу остепениться ради той, с кем смешно.
Остепениться.
Безобидное на первый взгляд слово, произнесенное со злым умыслом, превращается в лезвие, которое режет мою кожу, мышцы и кости и вонзается прямо в сердце.
От него внутри меня что-то меняется.
Оно обрезает последнюю ниточку, на которой держатся мои мечты о том, как я буду идеальной женой для этого человека.
И, поскольку он мужчина, еще и довольно хреновый, как выясняется, он не может видеть, как мир рушится вокруг меня. Он не знает, как мое чувство собственного достоинства и мечты о будущем превращаются в прах.
– Меня назначат партнером в конце года. Ты знаешь, как я старался ради этого. Мне нужно показать Мартинесу и дедушке, насколько серьезны мои намерения. И это… – Ричард окидывает меня взглядом, – не соответствует моему образу.
И хотя разум осознает, что происходит, сердце отказывается верить.