Сладкая приманка (сборник)
Шрифт:
— Машинка списана в девяностом году и сдана в утиль завхозом института прикладной математики Тарасовского госуниверситета. Завхоз умер год спустя от рака легких в возрасте семидесяти пяти лет. С этой стороны все чисто. Ты лучше прочитай, что там написано, стиль оцени. Кто-то говорил, не помню, что стиль — это человек. Иногда многое можно понять о человеке по тому, как он пишет, какие слова употребляет.
— «Уважаемый коллега! — прочла я. — В знак признания ваших заслуг как выдающегося педагога, выдающегося ученого, примите мои самые искренние поздравления! Я уверен, что от таких, как вы, зависит будущее
— Что-то я не понял последнюю фразу, — сказал Игорь. — Он же там прямым текстом о взрыве предупреждает! Ну, наглец!
— Ничего он не предупреждает, — возразил Грэг. — Издевается он, только и всего.
— У меня появилось такое соображение, — подала я свой голос. — Письмо, как мы знаем, писал тот, кто прислал бомбу. Мне кажется, он должен был достаточно хорошо знать профессора Мартыненко. О том, что приближается его юбилей, в газетах вряд ли писали. А тут достаточно точно оценен его вклад в развитие науки. Отдан приоритет его преподавательской деятельности перед наукой, что полностью соответствует действительности. Что, если это один из его коллег по университету?
Григорий Абрамович кисло сморщился.
— Маловероятно, но проверить придется. Сколько человек работает на мехмате?
— Сто двадцать шесть, включая ассистентов, аспирантов и лаборантов, — отрапортовал Игорек.
— А ты откуда знаешь? — удивился Грэг.
Игорек опять густо покраснел. Нет, положительно, везет ему сегодня!
— Так. Училась там в аспирантуре одна моя знакомая.
— Ты и займешься этим. Проверишь всех, кто сталкивался по работе с Мартыненко, поищешь, не было ли у кого причин желать его смерти.
— Григорий Абрамович, у меня идея появилась. — Я даже привстала на стуле, такой интересной показалась мне моя мысль. — Каким образом в сознании этого человека соединялись ненависть к людям науки с ненавистью к поликлиникам и роддомам, мы, конечно, не знаем, но чтобы искать его в окружении профессора Мартыненко, нам этого и не нужно. Нужно только узнать — не пересекался ли кто-нибудь из людей, которые его знали, с той же поликлиникой и с тем же роддомом! Это уже была бы зацепка!
— С роддомом связаны те, кто в нем работает или работал, — тут же отозвался нетерпеливый Игорек, — и женщины, которые в нем рожали.
— Добавь сюда младенцев, которые в нем родились, — дополнила я, — и первой в список включи меня. Я тоже родилась у вокзала, правда, еще в старом здании роддома. Но убийца-то тоже не младенец.
— Учитывая, что в Тарасове всего шесть родильных домов, минус приезжие, минус те, кто родился в других городах, — бросился прикидывать Игорек. — Остается проверить всего примерно десятую часть населения Тарасова. То есть чуть больше ста тысяч человек. А
Возникла пауза. Потом Игорек решил уточнить результат своих блиц-подсчетов:
— Это если работать по двадцать четыре часа в сутки.
Грэг посмотрел внимательно на него, потом на меня и сказал укоризненно:
— Напрасно ты нам тут цирк устраиваешь, Игорь. Ольга как раз этим и займется. Только задачу мы ей слегка ограничим. Нужно будет проверить, нет ли точек соприкосновения у тех, кто знал профессора Мартыненко, и тех, кто рожал в этот день в этом злополучном роддоме. Это уже гораздо меньше ста тысяч человек. Я думаю, за пару дней можно справиться.
Я приуныла. Веселое задание, ничего не скажешь. Ворочать бумаги и не видеть ни одного реального человека. Я привыкла с людьми работать все же, а не с бумагами. Основа моего метода — прежде всего общение с человеком, а из этого возникает уже все остальное: мнения, версии, предположения, заключения и выводы.
На этом наше первое совещание закончилось, как и первый день неожиданно свалившегося на наши головы расследования. Григорий Абрамович отпустил нас отдыхать. Я попросила Игорька позвонить к себе домой, узнать, как там Лариса. Самой мне очень не хотелось разговаривать с Сергеем. Даже думать о нем я не хотела.
Игорь передал, что обстановка там, по выражению врача, терпимая, признаков начинающихся родов не наблюдается. Лариса ведет себя достаточно спокойно, уходить никуда не порывается. Ночь, как он предполагает, пройдет спокойно. Я успокоилась и поехала домой, а Игорь отправился ночевать к маме, язвительно поблагодарив меня на прощание за предоставившуюся ему возможность посетить любимую мамочку, которая жила на самой окраине. Добираться туда нужно было двумя маршрутными автобусами плюс десять минут пешком. Вот и отлично — пусть навестит свою старушку, не слишком часто он это делает в свои тридцать лет.
…Ночь показалась мне просто-таки рекордно короткой. Не успела я заснуть, как прозвенел будильник, намекая, что пора вставать. Я даже удивилась такому странному явлению. Последнее время мне заснуть удавалось далеко не сразу, и ночь обычно тянулась, словно не август на улице, а как минимум декабрь.
Как я ни старалась появиться в управлении первой, пришла только третьей. Кавээн с Григорием Абрамовичем были уже на месте, не хватало лишь Игорька, но мы все уже знали — когда Игорек попадает в гости к маме, он всегда опаздывает минимум на час. Жалеет она его, будильник всегда переводит, чтобы сынок получше выспался. Грег смеется над Игорьком, но не наказывает.
За тот час, пока не было Игоря, я успела кучу дел переделать. Достала в горздравотделе список сотрудников второго родильного дома. Их оказалось больше сотни. Выяснила, куда перевезли документацию на рожениц из взорванного роддома, и раздобыла себе ксерокопии списков рожениц, поступивших за последние десять дней, предшествовавших взрыву. Их тоже получилось больше сотни. Несколько минут размышляла, не поехать ли мне на мехмат и не раздобыть ли еще и список сотрудников факультета. Но потом отказалась от этой мысли, единственно потому, что не захотела портить настроение Игорьку.