Сладкая приманка (сборник)
Шрифт:
Игорь надул губы.
— Можешь не раскрывать своих секретов, я тебя об этом не прошу, — сказал он. — Но не надо делать из меня дурака. Ты говорила так, что понять тебя мог только специалист-физик.
«Наверное, придется пускаться в объяснения, — подумала я. — Иначе он мне не поверит».
— Игорь, пойми одну вещь, — я посмотрела ему в глаза совершенно искренне, чтобы он мне поверил. — Я действительно ничего не понимаю в физике и не смогу даже объяснить, чем отличается нейтрон от нейтрино. У меня, например, в голове не укладывается, как это могут существовать частицы без массы. Какие же это тогда частицы? Честное слово, я не знаю, что такое принцип казуа… или наоборот… Меня саму удивили эти слова. Я вспомнила, что назвала там еще какую-то
— Это школьная программа по алгебре, — пробурчал Игорь.
— По алгебре?! — ужаснулась я. — Терпеть ее не могла в школе!
— Но почему же тогда ты все это говорила? — воскликнул Игорек.
— Вот тут уже начинается моя территория, — сказала я с полной уверенностью в голосе. — Это я объяснить могу. Дело в том, что каждый человек, в том числе и я, помнит гораздо больше, чем он помнит. И не смотри, пожалуйста, на меня как на дуру. А то придется с точно таким же выражением в зеркало смотреться. Память человека принадлежит к его сознанию. Но сознание — это еще не вся психика. Есть еще очень обширное и глубокое бессознательное, о котором нам до сих пор известно в общем-то мало. Но мы знаем тем не менее, что именно в бессознательном хранится море информации, которая кажется нам сейчас просто неактуальной, ненужной. Бессознательная память человека фиксирует практически все, что попадается ему на глаза, все, что влетает ему в уши, все движения, совершаемые телом, все ощущения и эмоции. Можно научиться извлекать из бессознательной памяти то, что тебе может понадобиться. Скорее всего, я где-то все это слышала: и про элементарные частицы, и про этот непонятный принцип. Когда я говорила в студии, я очень долго и тщательно настраивалась психологически на этот разговор. Я старалась почувствовать, будто я говорю с ним наедине и что я ощущаю то, что ощущает он от моих слов. Это называется «психический резонанс». Если физические сравнения тебе ближе, поймешь сам. Фактически я пытаюсь психологически вибрировать точно так же, как он. И тем самым понимаю очень многое о нем, о том, как он воспринимает мир.
— Но откуда ты… — промычал Игорь, но вопроса так и не задал.
— Ты прав, — ответила я ему тем не менее. — Откуда я знаю, на какую волну настраиваться? Так? Откуда у меня представление о том, что творится у него внутри? Опять не могу тебе пока сказать. И это никакой не секрет. Это действует тот же механизм бессознательного. В мозгу человека не только хранится бездна всякой невостребованной информации, но идет и процесс обработки этой информации. Тебе случалось замечать, что некоторые выводы возникают в твоей голове как бы сами собой, неожиданно. Люди называют это откровениями, вдохновением, интуицией, догадкой или еще как-то. Но все это делает наш мозг, только без нашего ведома. А сознанию он предлагает уже готовые выводы. Я просто хорошо настроилась на этого типа. Он явно имеет какое-то отношение к науке, готова поспорить, но вот физик он, химик или математик, этого я не знаю.
Игорек смотрел на меня горящими глазами. «Вот бы овладеть таким методом!» — читала я в его взгляде. Я вздохнула. Значит, так мне и не удалось до конца объяснить ему, что такой процесс происходит в мозгу каждого человека, а чтобы им как-то воспользоваться, нужно развивать прежде всего чувствительность и эмоциональную восприимчивость, а не логические и аналитические способности. Как этому научиться? Не знаю.
Глава четвертая
В следующие два дня произошли события, которые, правда, нисколько не приблизили нас к тайне имени зловещего террориста-взрывателя, но несколько приоткрыли завесу над тайной его личности.
Прежде всего я получила письмо от человека, к которому обращалась по телевизору. Письмо было подброшено на проходную телевидения, но адресовано было мне — «капитану МЧС Ольге Николаевой», как напечатано было на конверте. Сам конверт был обычным, европейского стандарта — узкий, вытянутый
Он смотрел передачу. Теперь я в этом уверена. И я все же сумела его достать. Он даже решил мне ответить. Это уже хорошо. Теперь нужно попробовать сделать наше общение постоянным. Обратиться к нему еще раз. Опять по телевизору? Наверное, так и придется, если он сам не предложит какого-то другого способа.
Обо всем этом я успела подумать, пока вскрывала письмо. Мужчины предоставили мне право первой прочесть письмо. Но, прочитав всего две строчки, я бросила письмо на стол и сказала Игорьку:
— Читай вслух! Это очень умная сволочь! Я не хочу никакой иллюзии интимности между мной и этим типом.
У моих мужчин вытянулись лица. Григорий Абрамович отобрал письмо у Игорька и начал читать сам.
— «Ты считаешь, что с тобой есть о чем говорить? Мне с тобой? О чем? О том, какого размера…».
Тут Грэг закашлялся, но, прочистив горло и достав из кармана носовой платок, чтобы был под рукой, когда понадобится вытереть лысину, продолжал:
— «…твое влагалище и есть ли мне что в него вложить? Конечно, есть! Подходящего размера бомбу! Представь этот момент, прочувствуй его, переживи эмоционально! Ты же такая чувствительная, так тонко настраиваешься. Настройся на этот гипотетический взрывчик! Почувствуй, как у тебя в лоне взрывается мужская воля! Моя воля! О! Это будет получше любого семяизвержения. Ты мне собираешься помочь! Избавить меня от страха! Избавь! Раздели его со мной! Когда моя бомба войдет в тебя и взорвется у тебя между ног, эта трещина разорвет тебя пополам. Перед самой смертью ты испытаешь такой оргазм, о котором никогда не мечтала ни одна женщина в мире. О, как сладко! — скажешь ты, умирая. О, как сладко! — скажу я, думая о твоей смерти».
Григорий Абрамович вытер лысину и покрутил головой, словно шею ему давил тугой воротничок.
— «Впрочем, довольно трепаться, — продолжил он читать письмо. — Я думаю, ты уже поняла, что я считаю тебя полной дурой. Аргументы не буду приводить, придумай их сама. Если не сможешь, поищи в первом абзаце моего письма, там их больше чем достаточно».
Грэг поднял глаза на начало письма, пожал плечами и стал читать дальше.
— «Твое психофизическое эссе об элементарных частицах меня немного позабавило. Но в целом твои упражнения бездарны. Я, к твоему сведению, никуда не тороплюсь. Мне некуда уже торопиться. Я сделал для этой старой сволочи все, что считал нужным сделать».
Григорий Абрамович опустил письмо.
— Это он про кого? — спросил он.
— Про профессора этого, Каткова, — ответил Игорек сомневающимся тоном.
— Звони в ФСБ, предупреди, — сказал Григорий Абрамович, а сам продолжил чтение. Игорь стал набирать номер телефона.
— «Я обещал ему руки оторвать, если он еще раз сунется туда, куда соваться вообще нельзя никогда, а именно в человека. И я ему их оторву!»
— Алло! — закричал Игорек в трубку. — Нестеров? Майор, ты? Здравствуй, здравствуй. Что там нового с Катковым этим? Что значит — откуда мы узнали? Мы ничего не узнали.
Грэг прекратил читать письмо и напряженно прислушивался к разговору.
— Что? — кричал в трубку Игорек. — Письмо получил? Понятно. А вы почту его не проверяли, что ли, охранники хреновы?
Он закрыл трубку рукой и сказал, повернувшись к нам:
— Он разозлился почему-то. Объясняет мне что-то по поводу моей родословной. Мне это слушать неинтересно. Ведь я знаю, что он ошибается.
— Что с Катковым? — спросил Григорий Абрамович.
— Нестеров! — закричал Игорек в трубку, стараясь, очевидно, перебить монолог майора. — Потом расскажешь эту историю про мою маму. Приходи к нам в гости с пивом и расскажешь все подробно. Катков убит? Жив? Ну и ну! Все, иди работай, подробности письмом вышлешь.