Сладкий привкус яда
Шрифт:
– Я недавно в газете одну забавную историю вычитал, – сказал Филя. Он сидел на подстилке из прошлогодней травы, опираясь на влажный березовый ствол, и попивал вино. – Один «новый русский» заказал себе на дом проститутку. Девочка оказалась – просто чудо! И ужин сама приготовила, и на фортепиано ему Шопена сыграла, и «Аве Марию» спела. В постели мужик окончательно растаял. Утром просыпается – нет ни девочки, ни его паспорта. Паспорт потом по почте пришел, а девочка через девять месяцев к нему домой с ребенком на руках заявилась. Жена «нового русского» в обморок – хлоп! И на
Я поглядывал на Татьяну. Девушка, слизывая крем с пирожного, с трудом сдерживала смех, будто Филя рассказал весьма забавный анекдот. Князь, кажется, был погружен в свои мысли и не слишком вслушивался в бормотание кассира.
– А потом она продала квартиру и уехала в Швейцарию, – стал развивать я нравоучительную фантазию Фили. – И еще подала на алименты. И теперь бомж собирает в мусорных баках бутылки, сдает их и четверть выручки переводит на ее счет в заграничном банке.
Татьяна смеялась. Филя молча пожал плечами и надолго присосался к горлышку бутылки.
– Рад дурак, что глупее себя нашел, – проворчал Орлов, сердито взглянув на меня.
Обед заканчивался. Кухарка собирала со стола использованную посуду, пустые бутылки и складывала в большой черный короб, обитый по углам сталью.
Не успел я смастерить второй бутерброд, основу которого составляли хлеб, масло и кусочек исландской сельди в горчичном соусе, как Татьяна незаметно отчалила от стола. Я упустил ее всего на несколько секунд и сразу потерял из виду. Тут некстати князь предложил мне выпить с ним водки, «чтобы дичь не с языка слетала, а под ногами лежала», а потом стал рассказывать старинную притчу об охотнике на медведя, и я не мог отказать ему во внимании, хотя краем глаза видел, как Филя медленно поднимается на ноги. Кассир намеревался исчезнуть с поляны так же незаметно, как и Татьяна.
Я уже не понимал, о чем говорит Орлов, думая только о том, чтобы Филя споткнулся и поломал себе ногу. На удачу, притча оказалась короткой, князь замолчал и приподнял стопку.
– Прекрасно! – сказал я. – По этому случаю прошу алаверды!
И позвал Филиппа. Кассиру ничего не оставалось, как подойти к нам. Я налил ему, обнял его за плечо и сказал:
– Расскажи Святославу Николаевичу, как мы с тобой удирали от секача!
– Что? – не поверил Орлов. – Почему не доложили о таком позоре?
Я оставил родственников наедине и, убыстряя шаги, пошел по поляне, глядя по сторонам. На южном склоне, упирающемся в ручей, где снег сошел недели две назад, Татьяна собирала подснежники. Она медленно шла между деревьев, глядя под ноги. Влажная, упругая земля позволяла мне двигаться бесшумно, и Татьяна вздрогнула от неожиданности, когда я нагнал ее со спины и закрыл ей глаза ладонями.
– Не смешно, – сказала она, не пытаясь освободить лицо от моих ладоней. – Хватит, надоело.
– Кто? – спросил я.
– Конь в пальто.
– Отгадала, – сказал я
Мне было приятно смотреть в ее красивые глаза и улыбаться.
– Дальше что? – спросила Татьяна.
Я без усилий подтолкнул ее к стволу березы. Не сводя с меня глаз, Татьяна поднесла к своему лицу тощий букетик.
– Я в восторге от твоей хватки, – сказал я, не убирая рук с плеч девушки. – Но у меня не хватает фантазии предположить, что будет, если вдруг Родион объявится? Кто ты будешь ему тогда? Мамочка, да? А он тебе вроде как сыночек? И что этот сыночек с тобой сделает, когда узнает…
Я не договорил. Произошло что-то необъяснимое. Татьяна вдруг каким-то ловким движением сбросила мои руки со своих плеч и тыльной стороной ладони врезала мне в челюсть. Не желая верить очевидному, я отшатнулся и попытался опять схватить девушку за плечи, чтобы тряхнуть ее, как яблоню, но Татьяна подпрыгнула и, развернувшись в воздухе, хлестко взмахнула ногой…
Мне пришлось очень постараться, чтобы избежать удара. Я едва успел пригнуть голову и выставить вперед руку, согнутую в локте. Полет девушки был резко прерван на самом красивом месте, но и я не удержался на ногах. Мы оба повалились навзничь. Земля беззвучно спружинила слоем листьев. Татьяна замерла, раскинув руки и глядя в небо. Между нами торопился жить тщедушный подснежник. Я сорвал его, перевернулся и оказался над девушкой.
– Ты не ушиблась? – спросил я.
Она отрицательно покачала головой. Я лежал над ней и рассматривал ее лицо вблизи. Женское лицо вообще лучше всего рассматривать сверху. Сильный изгиб губ, влажный блеск ровных и чистых зубов, пепельные брови, миндалевидные цвета баргузинки глаза…
– Вчера лошадь в спину, – произнес я, проводя пальцем по ее гладкой прохладной щеке. – Сегодня девушка в челюсть. По-моему, мы недавно заключили мирный договор.
– Надеюсь, тебе не было больно? – спросила она. – Тогда целуй меня.
Я мысленно повторил ее слова, убеждая себя в том, что правильно понял их смысл. Просьба Татьяны была, мягко говоря, странной, в то же время я не мог найти в ней ничего отталкивающего или невыполнимого. Ее глаза были чисты от лукавства или злости. «Я совсем не знаю женщин», – подумал я, ниже склоняя голову и касаясь губами ее влажного рта. Девушка слабела подо мной, глаза ее закрывались, я почувствовал ее язык, ее оживающие, ищущие губы и полированный ряд зубов…
Она вдруг укусила меня за губу – не слишком сильно, чтобы умереть, но вполне ощутимо, чтобы я отпрянул и прижал ладонь ко рту.
– Может быть, ты позволишь мне встать? – неожиданно сердито произнесла Татьяна. – У меня уже куртка на спине промокает.
Я поднялся на ноги и подал девушке руку. «Орлов глупее, чем мне казалось, – подумал я, всматриваясь в глаза Татьяны. Она пыталась спрятать от меня взгляд. Не получилось, блеснула глазами в мою сторону и улыбнулась. – Он уже ничего не замечает. Мы упустили инициативу. В наших сетях рыба уже тухнет».
Я бродил между деревьев, пинал ногами листья и рвал подснежники. Филипп, стоя у кухонной повозки, наблюдал за мной и курил.