Сладкий развратный мальчик (др. перевод)
Шрифт:
Я могу уехать без сталкивания с противостоянием отца.
Я могу уехать без каких-либо объяснений.
Импульсивность – вот, чего я хочу. Я бегу в свою комнату, нахожу паспорт, срываю с себя платье, и натягиваю чистую одежду перед тем, как вытаскиваю самый большой чемодан из шкафа в коридоре. Я кидаю туда все, что могу найти в своем шкафу, и затем, практически сметаю, все туалетные принадлежности с полки в ванной. Тяжелый приглушенный стук сумки раздается позади меня, когда я спускаюсь по лестнице, роняя ее в прихожей, пока чиркаю записку семье. Ложь вливается в записку, и я, изо всех сил, пытаюсь не сболтнуть
У меня есть возможность слетать во Францию на пару недель! Билеты – бесплатно. Буду с другом отца Харлоу. У нее есть небольшой бизнес там. Расскажу об этом позже, и да, со мной все хорошо.
Позвоню.
Люблю вас,
Миа.
Я никогда не лгала свой семье – или кому-либо, если на то пошло – но сейчас, мне плевать. Теперь, эта мысль в моей голове, и идея не лететь во Францию вселяет в меня панику, потому что, если я не отправлюсь туда, то мне придется застрять здесь на несколько недель. Это значит, жить под черной тучей контролирующего дерьма моего отца. А еще, это значит переезд в Бостон и начало жизни, которую, я не уверена, хочу ли.
Это означает, возможно, никогда не увидеть Анселя снова.
Смотрю на часы: у меня есть сорок пять минут до отправки самолета.
Дотащив чемодан до машины, я заталкиваю его в багажник и несусь сломя голову к водительскому месту, при этом отправляю смс-ку Харлоу:
Независимо от того спросит отец о Франции или нет, просто ответь да.
Всего в трех кварталах от моего дома, я слышу вибрацию телефона на пассажирском сиденье, без сомнения, она ответила - Харлоу редко выпускает телефон из рук - но я не могу посмотреть сейчас. Я знаю, что увижу в любом случае, и я не уверен, когда мой мозг успокоится достаточно, чтобы ответить на ее «ЧТО???»,
Ее «КАКОГО ХРЕНА ТЫ ТВОРИШЬ???»
Ее «ПОЗВОНИ МНЕ-БЛЯТЬ-МЕДЛЕННО, МИА ХОЛЛАНД!!!»
Вместо этого, я паркуюсь — будем оптимистами, и оставляю машину на долгосрочную автостоянку. Направляюсь в терминал, таща за собой чемодан. Регистрируюсь, молча призывая девушку за билетной стойкой двигаться быстрее.
– Вы почти опоздали, - говорит она мне, неодобрительно, хмурясь.
– Выход сорок четыре.
Кивнув, я перестаю стукать нервно рукой по стойке и убегаю, как только она выдает мне билет, сложенный аккуратно в бумажном "рукаве". Секьюрити унылое этим вечером, но как только я прохожу проверку, длинный коридор к выходу на посадку в конце пути маячит впереди меня. Я бегу слишком быстро, чтобы беспокоится о реакции Анселя, но адреналина не достаточно, чтобы заглушить протест моих ослабших бедер, пока я бегу.
Посадка на наш самолет уже началась, я начинаю паниковать, думая, что он, уже возможно, в самолете, когда не могу отыскать его среди массы голов, выстроившихся в очередь. Дико осматриваю помещение, сознательно ужасаюсь, и тревога охватывает меня теперь, когда я здесь: скажу ему, что передумала, хочу с ним во Францию и
хочу жить с ним
рассчитывать на него
быть с ним
и все это требует храбрости, которая, не уверенна, что имеется у меня за переделами гостиничного номера, где все лишь игра на
Теплая рука обнимает меня за плечо, и я разворачиваюсь, начиная пялится в расширенные от замешательства глаза Анселя. Его рот открывается и закрывается несколько раз, прежде чем он встряхивает головой, прочищая ее.
– Они позволили тебе придти попрощаться со мной? – спрашивает он, и кажется, что он пытается выдавить из себя слова. Но затем он присматривается: я переоделась в белые джинсы, голубой топик и сверху накинула зеленую толстовку. На плече у меня висит ручная кладь, я запыхавшаяся и на моем лице выражение, которое я могу назвать лишь паникой.
– Я передумала. – Закидываю сумку выше на плечо и наблюдаю за его реакцией: его улыбка появляется слишком медленно, чтобы я успокоилась. Но, по крайней мере, он улыбается, и это кажется настоящим. Но затем, он приводит меня в еще большее замешательство, произнеся:
– Полагаю, я не смогу растянутся и поспать на твоем сиденье теперь.
Без понятия, что ответить на это, поэтому я просто неловко улыбаюсь и опускаю взгляд. Дежурный на входе вызывает другой раздел самолета для посадки, и микрофон пронзительно и резко гудит, заставляя нас подскочить.
А после, ощущение, будто весь мир погрузился в абсолютную тишину.
– Дерьмо, - шепчу я, смотря в ту сторону, откуда я пришла. Слишком ярко, лишком громко, слишком далеко от Вегаса, или даже от уединенности в номере Сан-Диего. Какого хрена я тут делаю? – Я не должна была приходить. Я не…
Он утихомиривает меня, делая шаг ближе, нагибаясь и целуя мою щеку.
– Мне жаль, - говорит он осторожно, двигаясь от одной щеки к другой. – От этой неожиданности, я занервничал. Это не было смешно. Я так рад, что ты здесь.
С тяжелым вздохом, я поворачиваюсь, когда он прижимает руку к моей пояснице, но это, как будто наш горячий пузырь был проколот, и мы ступили за кулисы и столкнулись с огнями действительности.
Это давит на меня, удушая. Ноги будто сделаны из цемента, когда я отдаю свой билет дежурному, нервно улыбаясь, пока захожу в самолет.
Все, что мы знаем - это слабое освещение бара, игривые подшучивания, чистые, свежие простыни гостиничных номеров. Все, что мы знаем - это безответная возможность, соблазн идеи. Притворство. Приключение.
Но когда Вы выбираете приключение, это становится реальной жизнью.
Самолет наполняется странным жужжащим звуком, который, знаю, будет в моей голове в течении часов. Ансель идет за мной, и мне интересно, не обтягивают ли джинсы слишком сильно или что творится с моими волосами. Я ощущаю, как он наблюдает за мной, возможно проверяя меня теперь, когда я вторгнусь в его реальную жизнь. А может, он пересматривает свое решение. Правда в том, что нет ничего романтичного в том, чтобы садиться на самолет, который летит в течение пятнадцати часов с виртуальным незнакомцем. Эта - идея, такая захватывающая. Нет эскаписта, ярких огней аэропорта, или тесных самолетов.