Сладкий роман
Шрифт:
– Умница. Моя фирма покупает у тебя полгода жизни. Ты ничего не делаешь, продолжаешь вести себя как вела и совершенно не замечаешь объектива. Ты и вправду не будешь замечать его, современные средства съемки так деликатны, что могут помещаться в пуговице и даже фотографировать футбольный мяч со спутника.
– Знаю, знаю, насмотрелась шпионских фильмов. Но что за интерес в моей жизни?!
– Я окинула взглядом свое далеко не комфортабельное жилище.
– Во-первых, ты настоящая красавица. Во-вторых, если захочешь, то можешь затеять сплошные "египетские ночи". Весь фокус в документальности, подсмотренности. Одно дело врубить порнуху по видаку,
– И что потом делать с этими глупостями? Подумаешь - откровения! Дама развлекается с любовником или любовниками!
– Ну, не просто дама, а Дикси Девизо, которую все помнят, или уж наверняка вспомнят. И любовников можно подобрать по своему собственному сценарию. Кто там у тебя в бой-френдах?
– Не знаю, подумаю. И этот "шедевр" появится на экранах?
– Да, но как бы вопреки твоему желанию. Разгорается скандал, тебе платят колоссальный штраф за нарушение прав личности. А на самом деле, ты дашь подписку, что согласна на съемочный эксперимент. Все остальное будет уже делом техники. В общем, ты отчаянно набрасываешься на мерзавцев, выставивших на обозрение твое "грязное белье" и этим только подогреваешь страсти. А тем временем, кинокритики убеждаются, что это не простая возня в дерьме, а новый, обалденно-глубокий прием киноискусства.
– Сол, сюрпризно улыбнувшись, чокнулся с моим пустым бокалом и отхлебнул виски.
Я призадумалась:
– Ты правильно понял, что неудачница Дикси махнула на себя рукой, точно высчитал, что сижу без копейки... Мне, право, вовсе себя не жаль. Но почему-то такое ощущение, что втягиваюсь в гадкое дело. Что будут бить. А ведь я живая... И так бывает больно, так больно - вот здесь, под косточкой на груди...
Мои глаза наполнились слезами от жалости к себе, и Сол как-то сник. Казалось, он был готов бежать отсюда без оглядки, умоляя меня отказаться от контракта. Когда он наспех засунул в рот последний кусок отбивной, я вцепилась в рукав его неизменной джинсовой куртки:
– Посиди еще. Если хочешь, переночуй.
– Эх, Дикси! Ну что это у тебя все как-то с вывертом, с зигзагом... Наверно поэтому наш главный теоретик так за тебя и уцепился. Сам-то он о-очень заковыристый чудило, все норовит наизнанку вывернуть. Подонок, но ведь умница! В его идее о художнике, выворачивающем всего себя - свою душу, потроха, есть какая-то жестокая правда!
– Сол двинул кулаком по столу, звякнули бокалы, скрипнул отодвинутый стул. Барсак возвысился во весь свой мизерный рост и протянул мне руки.
– Знаешь, детка, я иногда чувствую, что и сам могу зайти очень далеко ради "живого нерва" на пленке. "Все на продажу" - девиз шизанутого гения. Но чем торговать, когда уже заложены и перезаложены последние ценности?.. А вдруг Шеф и в самом деле вынюхал золотую жилу?
– А ведь ты чего-то боишься, Сол. Такую речь Барсак способен произнести только от страха. Так в чем там дело, давай начистоту, дружище!
Сломон подсел ко мне поближе и обнял за плечи. Несмотря на выпитое виски он был непривычно серьезен.
– Сам не пойму, в чем заковырка. Ну, буду снимать тебя втихаря в разных приятных ситуациях... Ну, получишь ты аванс в 5000 баксов, почудишь с друзьями... Ну, допустим, плюнет тебе в лицо потом один из них, самый стеснительный... Не знаю... Вроде все чисто. Вот где самое дерьмо - не пойму!
– Черт!
– Я взъерошила спутанные волосы и в раздумье сжала виски. Давай свой договор и деньги. Ты меня не убедил.
– Э, нет! Завтра летим в Рим, на интервью к представительной комиссии. Вот когда они проголосуют и утвердят твою кандидатуру, тогда можно думать о гонораре...
– Значит, опять пробы? Нет, Сол, мне совсем не хочется в Рим.
– "Фирма" оплачивает дорогу и ещё - гардероб, жилище, автомобиль и все необходимые "декорации".
– Ну, если билет...
– засомневалась я, запахивая на груди расстегнутую блузку.
– А вдруг во мне проснется врожденное целомудрие? У меня вся жизнь полосами: из дерьма - в повидло, а из порнухи - в монастырь.
– Не дрейфь, птичка. Мне кажется, ты просто струхнула.
– Сол встал и прижав мою голову к своей груди, грустно посмотрел на пустой, распахнутый, как перед отъездом, холодильник и одинокий пузырек с желтыми таблетками на деревянной полке с резной надписью "приправы".
– Чуть не натворила глупостей, детка... А я так к тебе ни разу и не приставал... Вот было бы обидно!
Комиссия в Риме пожелала остаться неизвестной, рассматривая меня под прицелом яркой лампы, как на допросах в секретных службах. Разговор оказался коротким. Вероятно, я показалась им достаточно привлекательной и в меру глупой, чтобы сыграть роль подопытной свинки.
Был подписан договор на шесть месяцев, в соответствии с которым я обязалась не иметь претензий к какому-либо вмешательству в свою личную жизнь с целью запечатлеть её на пленку. Затем получила аванс в 5000 долларов и прямо из святилища киноискусства направилась в сопровождении Сола в довольно скромный отель, откуда начала обзванивать своих самых именитых кавалеров. Услышав имя Чака Куина, Сол заклинился: "Давай его! Только его, это будет класс! У меня уже руки чешутся и объектив от нетерпения пухнет".
Я разыскала звезду поздно ночью в его холостяцкой квартирке, предложив неожиданное путешествие. Чак задумался. Он был явно не один и недостаточно трезв, чтобы оценить свои планы на ближайшие дни.
– Крошка, достань мою записную книжку, - обратился он к кому-то рядом.
– Нет, на письменном столе. Извини, Дикси, одну минуту. (Зашуршала бумага.) О'кей. Пять дней смогу вырвать. Сегодня что, - понедельник? Как насчет среды? Тогда ждите.
СПЕШИТЕ НАСЛАЖДАТЬСЯ, ГОСПОДА!
Мы встретились в Барселоне, на причале, окинув друг друга испытывающим взглядом. Все-таки, семь лет прошло, не считая мимолетных эпизодов.
Накануне я лучшие магазины, закупив изысканный гардероб для прогулки на роскошной яхте. Чак прихватил лишь две спортивные сумки, в одной из которых в специальных гнездах крепились теннисная ракетка, маска и ласты. Сумки и торчащие из них предметы спортивного инвентаря давали представление о кредитоспособности их владельца - здесь не мелочились и знали толк в хороших вещах.
Он был по-прежнему строен, так же насмешливо щурились на загорелом лице светлые глаза и в художественном беспорядке падали на плечи буйные кудри. Я улыбнулась - оба "героя" предпочли одеться в белое. Мой клубный костюм из легкого льна с двумя рядами золотых пуговиц и эмблемой штурвала на верхнем кармашке выглядел игриво. Короткая юбка в крупную складку, порхающая на ветру, позволяла любоваться прекрасными ногами, а сине-белая тельняшка под распахнутым кителем имела весьма впечатляющий вырез. Так мы и стояли, и каждый думал: "Отлично. Я, кажется, не промахнулся". А потом появился Сол - весь в джинсе и с камерой на шее, уже начавший снимать эпизод встречи.