Сладкий роман
Шрифт:
Если бы хоть кто-то мог видеть, какой высокопробный мужской экземпляр устремился ко мне, рождаясь из пены и волн подобно морскому божеству. Сорвав маску и трубку, Чак салютует ими, смоляные кудри увенчаны чем-то алым, литой торс опутан гирляндами ярко-зеленых водорослей, а правой рукой мое божество прикладывает к губам раковину, в которую положено гудеть Тритону. Я замерла, дегустируя детали явления: шагающие по горячему песку сильные ноги, сияющие на солнце мириады капель, покрывших загорелое до черноты тело и... ого! Чак, кажется, потерял плавки, как и предвещал ехидный Сол, осмеявший шикарное новшество. Это ими он обмотал голову: супер-надежная застежка весьма ответственной части мужского гардероба не выдержала напора.
– Ты наблюдал совокупление мурен? Или тебя возбудили брачные танцы медуз?
– приветствовала я издали неожиданную для спортсмена-подводника эротическую форму.
Вместо ответа Чак отбросил "рог Тритона", оказавшийся бутылкой из-под виски, ласты и прочее ненужное сейчас оснащение, и рухнул на меня прохладным мокрым телом. Серебристый надувной матрац и я одновременно взвизгнули.
Опершись руками в песок, Чак навис надо мной наглым мальчишеским лицом, с густых смоляных завитков побежали сотни ручейков. Нос от резинового обода маски слегка распух, на щеках воспоминанием об усах Сальватора Дали отпечатались багровые полукружья, а губы, пухлые губы капризника и сладострастника, побледнели. Он медленно облизнул их, как вурдалак, готовящийся к трапезе, и с воинственным рыком прильнул к моей шее. Я забилась, скатываясь в песок - "только не это!" Но было поздно: беспощадные зубы Чака перекусили бретельку моего нового, совсем недешевого купальника. Ах так! Я увернулась, вскочила, отбросив бюстгальтер. Чудовище, распахнув руки, двинулось на меня. Вываленный в песке Чак выглядел угрожающе, не на шутку давая понять, что именно в таком виде собирается овладеть мной. Мы катались по песку, как гамбургеры в кукурузных сухариках, прежде чем попасть в шипящее масло. Я зажмурила глаза и сжала зубы, спасаясь от сыпучего шквала. И вдруг, - о, блаженство!
– моих лопаток коснулась прохладная волна: ловкий Чак, всегда работавший без дублеров, не упустил в пылу ожесточенной схватки главной задачи - продвижения к водной стихие. Еще кувырок - и я вся на её территории. Мягкий, вкрадчивый набег волны, выше, настойчивее... Изображаю бездыханную морскую деву, выброшенную прибоем. Чудесный дар природы, цветок греха с узенькой белой полоской на золотистом бедре, в том месте, где был поясок трусиков, заброшенных неведомо куда. Предоставляю возможность неистовому завоевателю насладиться моим обессиленным телом. Боже, - они накинулись все разом - беспощадная волна, проникающая в самые заповедные уголки, дерзающий Чак и палящее из-за его плечей солнце...
Ага! Не так-то все просто, победитель! Я неожиданно увернулась и потащила Чака в глубину. Да, здесь позабавнее, чем на воздушном матраце, ковре или даже ступенях буддийского храма.
Мы изрядно взбаламутили воду, нахлебались, на зубах скрипел песок, в мокрых волосах запутались водоросли, а я, кажется, проглотила медузу. Во всяком случае, студенистый цветок покачивался у моей щеки, следя за выражением лица, пока изобретательный Тритон-Чак яростно старался достичь наивысшего наслаждения. Когда он, наконец, добился своего, медуза исчезла, а в животе у меня стало легко и прохладно.
Мы отдыхали после бурной схватки на самой кромке прибоя, позволяя редким волнам поворачивать расслабленные, сцепленные ладонями тела. Самая бойкая из них привалила меня к Чаку, лежащему плашмя с закрытыми глазами. Я положила на его плечо голову и повернула лицо к небу, слыша лишь шелест волны и гулкие удары в грудной клетке Чака. Довольно долго в поле моего зрения была лишь бесцветная небесная синева, остающаяся позади опускавшегося к горизонту солнца, а потом в ней метнулись радужные крылья. Исчезли и снова вернулись. Сказочный мир, решив вознаградить нас за умение получать от него удовольствие, прислал поощрительный приз - невероятных размеров бархатистую бабочку, присевшую на мое влажное бедро.
–
– И не подумаю. Это просто мираж, как и все остальное...
Мне пришлось лишь чуть-чуть скосить глаза, чтобы увидеть метрах в сорока от берега изящные очертания "Лолы". Без этой детали вкус туземного счастья не был бы столь полным. У моей яхты отменная стать - за версту видно, что её хозяева знают толк в земных радостях и умеют за них платить. На таком суденышке можно без смущения причалить к самым "золотым" берегам Французской Ривьеры или модным курортам Испании, можно и просто затаиться в глуши, зная, что цивилизация - вот она - рядом, - с теле-радио-оборудованием, мощной связью и всеми мыслимыми деталями сибаритского комфорта.
Так я лежала, смакуя вкус везения, пока Чак на брюхе, изображая контуженного солдата, пластался к своим спортивным доспехам, а потом, все с тем же стоном и выражением страдания на лице, подполз ко мне.
– Сестренка! Нет мочи терпеть... морфину!
– простонал он фразу из какой-то своей роли и жадно припал к моей груди.
– Легче, легче... теперь, кажется, хорошо...
– вздохнул он и внезапно подхватив меня, толкнул к стоянке.
– Аппетит от твоих процедур, сестренка, разгорелся зверский! Марш готовить трапезу. Один заплыв - и я готов присесть к столу!
Чак с разбегу врезался в волны, обдав все вокруг каскадами искрящегося счастья, а я снова опустилась на прохладный песок, не торопясь стряхнуть оцепенение. Медленно, тщательно собираю на память в букет запах водорослей, гирляндой извивающихся рядом, податливость песчано-водяного ложа под бедром, розовую витую ракушку, непонятно как оказавшуюся в разжатой ладони, взвизги удаляющегося в пучину Чака, чистоту морского горизонта, изящную отглаженность дюн и буйство зарослей за ними, в котором на мгновение мелькнул солнечный зайчик. Словно кто-то играет в кустах карманным зеркальцем.
Тогда я встаю, выпрямляюсь во весь рост - нагая, осыпанная искрящимися каплями, с особой утомленностью в легком теле и полуулыбкой плохой девочки на припухших губах. Я двигаюсь прямо туда - на сверкнувший среди листвы глазок объектива...
Чушь! Никого нет. Бросаю прозрачно-серебряный матрац в круглых углублениях для бутылок в тень и нехотя натягиваю бюстгальтер, связав узлом перекушенный шнурок. Опоясываю бедра куском шелка и достаю из холодильника пиво. Холодный ободок банки у горячих губ, зашипевшая во рту струя, пузырчатые ручейки, побежавшие по подбородку и шее... Блаженство, радость, везение!
Я должна думать именно так. А ещё - ни на секунду не упускать своего счастья - пользоваться им на всю катушку. За всех, кто сидит сейчас в конторах и офисах, потея над дебетом и кредитом, щелкая клавишами компьютера и поджидая час ланча в ближайшей забегаловке. И за них дешевеньких, пронырливых, завернутых в грязное "сари" на массовке очередного "Багдадского вора", помятых и алчущих. Своих десяти баксов в день, сосисок и душа в плохонькой гостинице. Да, конечно же, ещё того, что не сегодня-завтра подмигнет бедолаге из звездной недоступной высоты какой-нибудь Чак Куин...
ЭТО СТОИТ ЗАПОМНИТЬ
Мой испорченный бикини - от Диора, матрац и полотенца - из спортклуба "Де Сильва", косметические причиндалы и даже загарное масло с этикеткой Нино Ричи, а кусок шелка, прикрывающий зад - батик ручной работы чуть ли не самого Лагерфельда. Ничего, мэтр не обидится, эта попка стоит того. А покачивающаяся на волнах белоснежная яхта, что бы там ни говорили - моя. Если, конечно, отбросить, как досадное дополнение, ехидно-предостерегающее "пока" и не замечать, что Лолой звали мою приходящую прислугу - зубастую толстозадую мулатку, а меня зовут Дикси. "Оригинально, нежно!" - так говорили почти все, и никто ещё не решился назвать моим именем яхту или хотя бы моторный катер. Но разве это важно в Раю?