Сладкий роман
Шрифт:
ПРИВЕТ - БРАТИШКА!
За массивными дверьми здания Коллегии вовсю веселилось майское утро.
– Мне кажется, нам необходимо поговорить. К сожалению, я остановилась в гостинице. Мы могли бы посидеть в кафе.
– Я тоже живу в маленьком отеле. Все устроил господин Зипуш, и даже дал немного денег...
– он замялся.
– Тогда поищем место поскромнее, - сказала я, истолковав его реплику о деньгах как заявку на некредитоспособность.
Из переулка мы попали к зданию Университета и направились вправо по Рингу, присматривая удобное место.
На тротуарах в скверах
– Ой, простите... Я не думал, что кресло такое легкое и сильно размахнулся.
– Пустяки, - я взяла у официанта карточку, чтобы предложить гостю блюда, но он отрицательно замахал руками:
– Кофе, только черный кофе!
– А мне - "вайс гешприц". Это белое вино пополам с минеральной водой, - объяснила я Мишелю.
– Как вас удобней называть, - Майкл, Мишель, или, как там сказал Зипуш, - Михайло?
– Вообще, у нас употребляют отчества - Михаил Семенович. Но мы же родственники и лучше просто - Микки.
– Как?
– удивилась я такому неожиданному сближению.
– Наверно, это слишком интимно или по-детски? Так звала меня бабушка, считая, что использует европейский вариант, - засмущался он.
– Ну, это было уже давно, - невинно заметила я.
– Давайте лучше Майкл, - как-то привычней, если вы предпочитаете говорить по-английски.
Не могла же я объяснить, что немолодой мужчина с такой внешностью и в таком костюме никак не может быть "Микки", пусть мне Зипуш даже докажет наше ближайшее родство. Он был, пожалуй, высок, но щупл и как-то скомкан. Ощущение зажатости, напряженности исходило прежде всего от умопомрачительного черного костюма с белой рубашкой и темным широким галстуком в серую полоску, будто он и впрямь собирался на похороны. Костюм был стар, хронически мят и обладал способностью притягивать мелкий мусор зрелище не из радостных. Рубашка господина Арсеньева вполне могла оказаться нейлоновой, во всяком случае, только тогда, в эпоху капрона и нейлона носили подобные галстуки. Он, очевидно, постригся перед самой поездкой, и сделал это настолько неудачно, что форма головы под коротко снятыми, цвета красного дерева, волосами казалась чрезмерно вытянутой, а уши большущими. Ну куда он смотрел? Раздраженная старательно подчеркнутой невзрачностью кузена, я с удовольствием открывала в его внешности все новые несуразности. Но парфюм у "Микки" был неплохим, я даже могла бы поручиться за фирму "Диор", а ботинки он старательно прятал.
– Вы живете в Париже, Дикси? Это не слишком фамильярный вопрос?
– он посмотрел на меня с извинением, словно задал на экзамене симпатичной студентке чересчур сложный вопрос.
Откуда мне было знать, что оборот "жить в Париже" имеет для россиянина подтекст анекдотического шика, граничащего с издевкой.
– Бабушка оставила мне небольшую квартиру на третьем этаже старого дома. Родители погибли в автомобильной катастрофе. Десять лет назад, поспешила добавить я, заметив взрыв
Он вообще смотрел очень внимательно, очевидно, из-за трудности в языке, стараясь не упустить смысл и ловя каждое слово, как разгадку шарады. Я продолжала уже помедленнее:
– Мой отец был экономистом. Клавдию Бережковскую я видела одиножды в детстве, затем бабушка с ней поссорилась по идейным соображениям. Я тоже хотела стать экономистом, но ещё в колледже попала в кино.
– Вы - актриса?!
– И снова та же интонация, что и в обороте "живете в Париже".
Господи, я просто пугаю собеседника своими выдающимися биографическими данными!
– Да, я киноактриса и живу в Париже. Поверьте, в этом нет ничего страшного, Майкл...
Он опустил глаза и задумался:
– Нет, это совсем не просто быть актрисой и жить в Париже. Вы сильная женщина.
Я засмеялась:
– Потому что выжила в жизненной схватке в "капиталистических джунглях" и даже не сошла с ума?
– Да. Потому что остались сами собой. И ничего не изображаете.
– Откуда вам знать, какая я в самом деле? Может, жадная, злая. Вот начну отсуживать вашу долю наследства.
– Я и так отдам, не надо судиться... Только ведь вы не возьмете.
– Конечно, не возьму. Да и вы не дадите. Вы же ещё толком не разобрались, Майкл, что там за богатства ожидают счастливых наследников... Вы состоятельный человек?
Не надо было его смущать, ведь уже понятно и без вопросов, что о "состояниях" он наслышан лишь из классической литературы и раздела светской хроники, если у них таковой есть.
– Наверно, да. У меня есть все, что нужно для жизни и работы. Теперь есть. Когда у нас гласность и перестройка... Свобода-то ведь нам раньше только снилась... как и ваши Парижи, Вены...
– Вы были настроены против советской власти?
Он со вздохом посмотрел на меня, а в глазах толпилось столько ответов, что он не подобрал ни одного и лишь махнул рукой.
– Вот когда поселимся с вами в фамильном имении и вечерами станем пить чай по-соседски, я расскажу вам страшную сказку... Только зачем вам страшная?
– Майкл, если не секрет, вы работаете в государственном учреждении?
– В государственном, российском... Посмотрите, как здорово! Я все рассматривал, рассматривал, и лишь сейчас догадался!
– Он кивнул на двухметровую пирамиду герани.
– Сделана пластиковая тумба с отверстиями, а внутрь насыпана земля. В каждую дырку посажен кустик - получилось цветущее дерево!
– Вы никогда не были за границей?
– Был. В Польше, в Словакии и даже в Югославии, когда там не воевали. А хотелось... ух! Хотелось сюда и в Париж, и в Стамбул, и в Женеву! Вы не знаете, какие у нас там, за железным занавесом, любознательные люди водились!
– Он опять махнул рукой.
– Это тоже - тема для вечернего чая в поместье?
– поняла я.
Он благодарно улыбнулся:
– С вами очень легко говорить. Ведь с этим Зипушем я и двух слов не мог связать. А вы все понимаете, хотя я, конечно, варварски коверкаю язык. Учил, учил десять лет! Книжки читал, а говорить не приходилось... Вот только сейчас прорвало!