Сладкое поражение

Родейл Майя

– Должна признаться, – начала Хелена, – что с появлением лорда Инвалида здесь действительно стало все по-другому. Теперь здесь есть мужчина.

Анджела засмеялась, и звук эхом отозвался в комнате. – Да.

– Он по-прежнему такой же противный?

– Нет, – ответила она, опустив голову, чтобы Хелена не заметила ее улыбки.

– Будь осторожна, Анджела. В конце концов, мужчины всегда причиняют нам страдания. Но ты уже знаешь это.

Анджела действительно знала это. Но в данный момент, когда поцелуй Филиппа все еще горел на ее губах, удовольствие, которое

мужчина может доставить женщине, было гораздо более важным, живым и реальным, чем какое-то туманное представление о возможных страданиях.

Глава 7

Вопреки ожиданиям после того, что случилось, Анджела не терзалась ненавистью к самой себе. Это ее тревожило, но никакой ненависти к Филиппу у нее тоже не было. И вообще, разве могла она испытывать чувство вины после такого… головокружения?

«Ничто не может сравниться с прекрасным первым поцелуем, который заставляет девушку чувствовать себя окрыленной и по-настоящему живой, – с вздохом подумала она. – Даже если это второй первый поцелуй». Анджела была более чем довольна и даже почти счастлива. То, что ей довелось испытать два первых поцелуя, когда любая девушка должна была довольствоваться одним, а то и вообще не испытать ни одного, нисколько не смущало ее.

Но это будет ее последний поцелуй, поклялась она себе. Он должен стать последним, потому что она не собиралась покидать аббатство, а Филипп, конечно же, не мог остаться. Впоследствии Анджела, конечно, может пожалеть об этом, но сейчас она была по-настоящему счастлива.

На следующее утро она вместе с другими монахинями молилась в часовне. Вдруг с шумом распахнулась дверь. Анджела подняла голову и обернулась.

Филипп стоял в дверном проеме, держась за распахнутую створку. Раздался общий вздох удивления, а момент спустя – облегчения, когда стало ясно, что часовня не рухнет и не загорится, несмотря на то, что ее порог переступил порочный мужчина.

Аббатиса, читавшая молитву, прервалась на короткое время, затем продолжила службу. Она не собиралась обращать внимание на Филиппа. Так же повели себя еще несколько монахинь, тогда как остальные сделали вид, что не замечают ничего необычного.

Анджела открыто наблюдала, как он, слегка прихрамывая, идет по проходу. Подойдя к ее скамье, он остановился, затем начал пробираться к ней. Хелена, не прерывая молитвы, лишь выразительно повела бровями и подвинулась, пропуская его. Бедняжка Пенелопа, казалось, забыла обо всем на свете и, широко открыв глаза, неотрывно смотрела на Филиппа. Только когда он подошел вплотную, она опомнилась и, потупив взгляд, немного подвинулась на скамье, давая возможность Филиппу сесть рядом с Анджелой.

Анджела сидела ни жива, ни мертва. Почему-то вспомнилось, как в детстве ей советовали не кормить бродячих собак, иначе они будут следовать за тобой повсюду. Уже во второй раз Филипп разыскивает ее.

В глубине души она была довольна. Ну, совсем немного. Филипп сел на скамью рядом с ней. Через секунду он прошептал:

– Почему на скамьях нет обивки? Они ужасно неудобные.

– Они и не должны быть мягкими.

– Как

твои платья? Мне бы хотелось увидеть тебя в шелке или в атласе. А если совсем честно, мне бы хотелось снять с тебя все платья.

– Ш-ш-ш!

Филипп смиренно сложил руки и склонил голову. Но уже через секунду он повернулся к ней и опять шепотом спросил:

– О чем мы молимся сегодня утром?

– Чтобы вы вели себя тихо.

Он понял намек. Но даже замолкший Филипп отвлекал ее. Анджела сидела в молитвенной позе, но ее мысли были вовсе не о Боге и даже не о спасении. Нет, она представляла себя в атласном платье. Это будет платье цвета бледного аквамарина или цвета яйца малиновки. Оно может быть отделано золотой нитью и жемчугом. Ее шелковые чулки и нижнее белье, украшенное кружевом, будут ласкать ее кожу роскошной мягкостью.

В своем воображении Анджела в этом платье отправлялась на бал в Лондоне. Она никогда не бывала на балах в Лондоне, но на сельских балах родного графства ей приходилось бывать. Лондонские балы, должно быть, в тысячу раз великолепнее, и невозможно даже представить себе насколько.

Гораздо легче было вообразить, как в огромном зале великолепного дворца в изысканном шелковом платье она вальсирует с Филиппом.

И не важно, что сейчас он с трудом может ходить, не говоря уже о том, чтобы танцевать.

Не важно, что у нее нет шелкового платья и нет денег на то, чтобы купить его, и нет приглашения на бал, на котором можно было бы появиться в таком платье. Да она даже не имела представления о том, что сейчас носят.

Не важно, что она не в Лондоне, не собирается туда, и у нее нет причин туда ехать.

Не важно, что она живет в аббатстве и готовится провести всю свою жизнь именно здесь, продолжая носить колючие шерстяные платья, проводить время в молитвах, вместо того чтобы веселиться и танцевать, и только к мечтах обнимать и целовать Филиппа.

Прошлым вечером каким-то чудом ей удалось прервать их поцелуй. «Я должна идти. Я не могу оставаться», – сказала она. И только сегодня утром она осознала смысл своих слов: она должна покинуть аббатство, она больше не может оставаться здесь. Но ей некуда было идти, потому что это было единственное место в мире, где ее всегда ожидал радушный прием.

Таким образом, несмотря на то, что она так хотела иметь в своей жизни шелковое платье и еще хотя бы один обжигающий душу поцелуй, у нее не будет ни того, ни другого. Головокружение, которое она испытала вчера, начало постепенно проходить, и Анджела смиренно, хотя и с грустью это приняла.

– Ты плачешь? – тихо спросил ее Филипп.

– Нет, – солгала она, смахивая непокорную слезу и быстро сморгнув, чтобы за ней не последовали другие.

– Абсолютно уверен, что лгать грешно, особенно в церкви.

– Филипп, может быть, вам следует сосредоточиться на собственной молитве, а не на моей.

– Я молился о том, чтобы прекратились эти проклятые боли в ноге, но пока Бог меня не услышал.

– Вам следует принять это как знак оставаться в постели, а не бродить по монастырю.