Сладкое Забвение
Шрифт:
Я выпила остатки теплого виски и поставила стакан на стойку, но прежде чем успела уйти, мой взгляд упал на какие-то бумаги. Меня охватило сомнение, но я сделала шаг вперед и схватила верхний лист бумаги двумя пальцами.
Я смотрела на данные личного банковского счета моего жениха, мое сердце билось в противоречии. Колебание от неправильности моих намерений. И все же я почувствовала надежду на отпущение грехов, какой бы маленькой она ни была.
Эта жизнь, в которой я родилась, может быть темной, но она была прозрачной. Коза Ностра являлась
Прежде чем я успела подумать об этом, я начала выдвигать ящик за ящиком в поисках ручки и бумаги. Когда я нашла их, я скопировала информацию и положила ее на дно своей спортивной сумки.
Вы можете только утонуть или плыть.
В подземном мире плавать нельзя, но я всегда слышала, что утопление — это лучший выход.
Одевшись, я отправилась на экскурсию по дому. Я обнаружила три спальни наверху и бросила сумку на двуспальную кровать одной из них, которая должна была быть запасной. Кремовые стены, белое одеяло и мебель. Это была сдержанная элегантность, и я знала, что Нико не был тем, кто обставлял ее.
Эркерное окно с креслом занимало дальнюю стену и выходило на задний двор и гараж. Мои пальцы коснулись стекла, когда взгляд нашел Нико, чья голова находилась под капотом одной из его машин на подъездной дорожке. Был виден только его профиль сбоку, но мое сердце неровно забилось. Он был одет в белую футболку, его галстук и рубашка лежали кучей на одном из шезлонгов.
Интересно, кто стирал его белье? Он сказал, что у него есть повар, но время близилось к обеду, и никто еще не приехал. Я действительно не умела готовить. Я понимала, что это пародия на итальянку, но отчасти винила маму за то, что она никогда не учила меня. Она была перфекционисткой на кухне и хлопала нас по рукам, если мы делали хоть один неверный шаг, так что всегда было легче держаться от нее подальше.
Выйдя из своей новой спальни, я остановилась перед хозяйской. Серые стены и мебель из красного дерева придавали мужественный вид. Большая кровать была не застелена, на спинке стула лежали рубашки и галстуки, некоторые из них упали на пол. Похоже, здесь жил грязный король. У меня возникло желание убраться в ней, но я подавила это и двинулась дальше. Я не знала, как он отнесется к тому, что я буду рыться в его вещах, да и не хотела. Возможно, мне придется жить с ним, но это была договоренность — а не настоящий брак.
Однако, размышляя о других вариантах, я не могла не чувствовать облегчения от смерти Оскара Переса. Я могла гарантировать, что если бы меня послали к нему домой на целый день, я бы томно не лежала на его столе от оргазма, на который я не должна была отвечать взаимностью. Моя кожа покрылась мурашками при мысли о том, что он прикоснется ко мне.
Я бы поцеловала того, кто его убил.
Открыв холодильник, я с облегчением увидела несколько готовых блюд, которые мне оставалось только поставить в духовку. В верхней части каждой из них были от руки написаны записки, почерк принадлежал девушке. Значит, у него был повар. Я бы чувствовала себя не такой девушкой,
Я догадалась, что мне придется включить в свой список дел изучение кулинарии, хотя это было не совсем так.
Я поставила сковороду в духовку, а потом обыскала дом в поисках телефона.
Когда я стояла около островка и собирала волосы в конский хвост, мои брови нахмурились от безуспешных поисков, и задняя дверь открылась. Мой пульс замедлился.
Нико шагнул внутрь, его взгляд перебегал с пола на меня. Боже, эта простая белая футболка стала бы моей смертью. Руки и ладони его были покрыты жиром, и он сильно вспотел. Я закончила собирать волосы, а затем опустила свои липкие руки по бокам.
Он посмотрел на меня, проходя в паре метров, будто это было естественно для меня находиться в его доме, но он не был уверен, нравится ли ему это. У меня было отчетливое ощущение, что ему это не нравится, и внезапно я почувствовала себя ненужной и неуместной. Казалось, что его присутствие занимало всю кухню, и для меня не было места.
Я стояла и смотрела ему в спину, пока он доставал из шкафчика стакан и наполнял его водой из крана. Его темные волосы были взъерошены и касались воротника, и мне стало жарко, вспомнив, что всего час назад я погружала в них руки.
— Думал, мы поговорили об этой штуке с пристальным взглядом. — его голос был глубоким, скользящим вниз по моему позвоночнику с грубой лаской.
Он осушил свой стакан одним глотком, не оборачиваясь.
— Мы ни о чем не говорили. — мой ответ был тихим. — Ты говорил и просто решил, что я слушаю.
— Ты слушала, — только и сказал он, опираясь руками о край раковины.
Тяжесть наполнила воздух и мои легкие. Неопределенный. Непристойный. Каждая безмолвная секунда была тиканьем бомбы, которая вот-вот взорвется. Эта тяжесть в груди, гудевший трепет под кожей, когда он находился рядом, не были бы хороши для меня. Он даже не хотел, чтобы я здесь находилась. Все мои сомнения по поводу этой помолвки выплыли на поверхность.
Я сдвинулась.
— Мы можем поговорить?
— Насчет чего?
Я не могла не заметить, как напряглись его плечи.
— О....нас?
— Это вопрос, или ты хочешь что-то сказать?
— Мне необходимо кое-что сказать.
Наконец он повернулся, скрестил руки на груди и прислонился к стойке.
— Тогда вперед.
Я сглотнула.
— Уверена, мой отец забудет о брачном контракте, если ты попросишь его об этом.
Его глаза сверкнули мрачным весельем.
— Я в этом уверен.
Я замолчала, не ожидая его ответа. Я верила, что мой папа был тем, кто давил на Нико в этом браке — что его гнев был совершенно по другой причине. Я просто не знала, как начать разговор в ином русле.
— Тогда.... сделай так, чтобы он забыл.
— Зачем сейчас мне это делать? — протянул он, хотя в его голосе слышалось что-то нехорошее.
Мои брови сошлись на переносице.
— Почему нет?
Его взгляд стал ледяным.
— Хороший вопрос.