Сладкозвучный серебряный блюз. Золотые сердца с червоточинкой
Шрифт:
– Ты серьезно?
– Да. Хотя действую по наитию. – Дин принес вино и пиво. Поблагодарив его, я прибавил: – Честно говоря, я просто валюсь с ног. Увидимся утром, ладно?
Амбер злорадно усмехнулась.
Что означала ее усмешка, выяснилось очень скоро.
Я не стал запирать дверь в свою комнату. Еще не хватало, в собственном-то доме! Амбер восприняла это как приглашение. В результате я не только увидел ее раньше, нежели рассчитывал, но и не сумел как следует выспаться. Кроме того, мой ночной отдых нарушали беспокойные
43
Я вышел из комнаты на негнущихся ногах. Одолеть сонливость меня заставили доносившиеся из кухни запахи. Когда я спускался по лестнице, в дверь снова забарабанили. Я посмотрел в глазок и увидел уродливую багровую физиономию с разинутым ртом, в котором торчали гнилые зубы.
Я отвернулся и отправился завтракать.
– Дин, мне кажется, с тобой не сравнится ни один из прочих гениев, обитающих в этом доме. – Я погладил себя по животу. – Где ты раздобыл клубнику?
– Ее принесла моя племянница, Мэй. Я три дня продержал ягоды в холоде.
Снова племянницы? Глядишь, и Покойник скоро вспомнит про Слави Дуралейника…
– Пойду посмотрю, чем занимается его милость. – Я выбрался из-за стола. Как ни крути, рано или поздно входную дверь придется открыть… – Амбер, к нам вот-вот пожалует твоя матушка? Не пора ли уносить ноги?
– Я не собираюсь всю жизнь от нее бегать. Мне бы только знать, что есть место, куда я могу в случае чего спрятаться.
– Молодец. Дин, плесни-ка мне чайку.
Дин нахмурился и заворчал. И то сказать, какой-то Гаррет смеет распоряжаться на кухне! Чай он наливал столь долго и тщательно, что я чуть было не плюнул и не ушел. Бред собачий!
С какой стати устраивать из чаепития религиозную церемонию? Ведь сам чай от этого вкуснее не становится, верно?
Некоторые наверняка сочтут меня варваром. Я имею в виду тех, кто недостаточно цивилизован, чтобы выделять изо всех напитков пиво.
Покойник не спал, но его лучше было не трогать, поскольку он готовился к приему гостей. По-моему, он прикидывал, не опровергнет ли Владычица Бурь, которая провела в Кантарде несколько месяцев, теорию насчет Слави Дуралейника.
Я решил последовать примеру Амбер и направился к себе в комнату, чтобы привести в порядок свою внешность.
Покончив с этим, я уселся у окна и стал смотреть на улицу. Там происходили занятные вещи. Слуги Владычицы Бурь бегали вокруг нашего дома, пытаясь избавиться от внимания толпы зевак, которую сами же и собрали.
От аристократов с Холма можно ожидать многого. Обычно они ставят себя выше закона, который запрещает простым смертным вцепляться друг другу в глотки. Однако люди вряд ли потерпят, если кто-то попытается ворваться в частный дом, не имея на руках судебного постановления.
Напади слуги Рейвер Стикс на нас ночью, они бы, возможно, чего-то добились (разумеется, если бы не вмешался Покойник). А теперь было слишком поздно. Если они попробуют, толпа разорвет их в клочья. Будь ты хоть трижды лорд, с настроением народа иногда приходится считаться.
Надеюсь,
Короче, я продолжал сидеть у окна. Как вскоре оказалось, не зря. Краем глаза я заметил в толпе знакомое лицо. По улице шагал Плоскомордый, которого сопровождали Садлер и Краск. Все трое выглядели так, словно позавтракали какой-нибудь растительной гадостью в заведении Морли.
– Начинается. – Я вздохнул и вышел из комнаты.
В коридоре мне встретилась Амбер.
– Уже явилась? – спросила она.
– Нет. Я увидел в окно Плоскомордого. С ним двое парней, которым лучше не попадаться на пути даже при свете дня. Кстати, если ты меня не пропустишь, я не сумею открыть им дверь.
– Ой, извини. – Девушка шагнула в сторону.
– Предупреди, пожалуйста, Дина, пускай накроет на стол. Судя по их виду, они изрядно проголодались.
Когда Плоскомордый постучал, я находился в трех шагах от двери. Посмотрев на всякий случай в глазок, я отпер дверь, смерил взглядом багроволицего типа, что попытался было протиснуться следом, и проворчал: «Даже не надейся». Он побагровел сильнее прежнего, и тут я захлопнул дверь у него перед носом.
Гости расселись в комнатке рядом с моим кабинетом. Появился Дин, который принес чай и сладости.
– Выкладывайте, – проговорил я. – Что еще стряслось?
Плоскомордый поглядел на своих спутников. Те явно предпочитали отмалчиваться. Интересно, что у них на уме? Как ни странно, их, по-видимому, что-то объединяло. Нечто вроде отвращения, неизвестно к кому.
– Скредли сбежал, – сказал наконец Тарп.
– Скредли? Сбежал? Каким образом? Отрастил крылья и улетел? Он что, оборотень? – Я никогда не слышал о птицах или насекомых-оборотнях, но чего только на свете не бывает. Если человек может превратиться в волка, почему бы гоблину не перекинуться в птичку? Скажем, в канюка. Если вдуматься, эти превращения глубоко символичны.
Предрассудки? У кого, у меня?
Смеетесь?
– Нет, Гаррет, не улетел. Попросту сбежал.
Я недоверчиво покачал головой. Тут мне подумалось, что я быстрее обо всем узнаю, если некоторое время помолчу. Признаться, столь здравые мысли посещают меня нечасто.
– Я пришел туда, когда только начало светать, – продолжал Плоскомордый. – Меня встретили на крыльце и велели подождать. Потом вывели Скредли. А он как рванул, только его и видели…
– Ночью было холодно, – вставил Краск. – В такую погоду ящеры становятся неуклюжими.
– А след гоблина обычные собаки не возьмут, – прибавил Садлер. – И потом, охранникам велено никого не впускать. Насчет не выпускать речи не было.
– Все произошло настолько неожиданно… – пробормотал Плоскомордый. – Все стояли и пялились ему вслед.
Удрал так удрал, ничего не попишешь. Во всяком случае, меня это не касается. Или я ошибаюсь?
– Насколько я понимаю, вы пришли ко мне не просто так?
– Чодо сказал, что ты ничего не узнаешь, пока не найдешь Донни Пелл, – сообщил Плоскомордый. – Он думает, что Скредли сбежал к ней.