Сладостная горечь

Робинс Дениз

Майк продолжал нести веселую околесицу. Угрызения совести все еще мучили его. Он чувствовал, как нежность переполняет его.

«Она слишком хороша для меня», – подумал он, и эта мысль была совершенно неожиданной для него самого. Неожиданным для него оказалось и перенесенное унижение. За ним последовало раздражение от того, что Венеция заставила его испытать это унижение. Он начал думать, а устраивает ли его по-настоящему добродетельная женщина. Ему в голову пришли и другие мысли, где главное место занимала Джикс Лоусон. В той не было ни капли сентиментальности.

Она не только ездила верхом, как мужчина, но и любила по-мужски. Любовь с ней только разжигала аппетит. Высокие интеллектуальные сферы, в которых вращалась Венеция, оказались недоступными для Майка. Но у него не было ни малейшего желания восстанавливать против себя Венецию по многим причинам. Ему нужна была Венеция не только для того, чтобы контролировать его бурные, а порой и необдуманные, импульсивные действия, он испытывал необходимость и в материальных выгодах от их брака.

Только убедившись, что они с Венецией помирились, он покинул комнату.

– Отныне мы будем абсолютно счастливы, и ты из-за меня больше никогда не заплачешь, – сказал он в дверях.

Через четверть часа Майк из своего кабинета увидел, как Венеция с дочерью идут к конюшне.

Т Венеция в коротком меховом жакете и хорошо скроенной твидовой юбке выглядела по обыкновению элегантно. Такой женщиной можно было только гордиться. Он знал это, но временами ненавидел себя за свое подчиненное положение.

Его ни в малейшей степени не интересовала девочка со светлыми косичками, идущая рядом с высокой грациозной женщиной. Мейбл милая девушка; она хорошо смотрится в «амазонке» и бархатной жокейской шапочке на золотистой голове. Но она еще одна «милая» девушка, а милые стороны людей были безразличны мистеру Майку Прайсу.

Когда мать с дочерью исчезли из поля его зрения, он поднял телефонную трубку и попросил соединить его с домом Лоусонов. Как он и ожидал, ответила Джикс.

Едва она поняла, с кем говорит, как сразу принялась ругать его за то, что он разбудил ее. Но по тону ее голоса Майк догадался, что Джикс приятен его звонок.

– Счастливого Рождества, негодник, – заспанным голосом проговорила она. – Как вышло, что ты сорвался с поводка? Твои домашние отправились в церковь?

Майк засмеялся и сказал, что «разразился потрясный скандал», о котором он расскажет при встрече, и что он вынужден подчиниться и взять на прогулку девчонку.

– Мой милый Майк, только не говори, что ты еще и Санта-Клаус. Тебе это совсем не идет.

– А… наплевать, – бросил Майк, снова засмеялся и добавил, что с нетерпением ожидает вечера.

– Даже не знаю… стоит ли мне приходить, – протянула Джикс. – Мне следовало бы проявить характер и остаться дома.

– О, ради Бога, в моем доме больше чем достаточно гордецов. Давай не будем усугублять положение!

– Ты как будто на взводе?

– Так оно и есть, но хватит об этом. Я вот по какому поводу звоню. Боюсь, что не смогу преподнести тебе рождественский подарок, который я приготовил заранее… Черт, так получилось!

– Почему? Ты давно ничего

не дарил мне.

– Знаешь, я приготовил тебе ожерелье, которое ты хотела, но, к сожалению, пришлось отдать его Венеции.

С губ Джикс сорвалось ругательство.

– Ну ты даешь! А можно узнать, почему? Ей не понравилось то, что ты купил для нее?

– Тот подарок пришлось отдать Мейбл, – ответил Майк и внезапно разразился хохотом, решив, что вышла очень удачная шутка.

Джикс заворчала, но Майк настойчиво повторил, что в этом есть что-то смешное. Он свалял дурака и обидел Венецию, поэтому пришлось сказать, что он приготовил для нее особый подарок, чтобы как-то замять дело… вот и пригодилось ожерелье. Наконец он пообещал, что у Джикс будет подарок получше.

– И если ты любишь старину Майка, приходи пораньше и оставайся допоздна.

– Я не думаю, что нам будет хорошо под постоянным присмотром ревнивой жены.

– Она будет занята гостями, – небрежно заметил Майк. – Не бойся, мы улучим момент. Никто ничего не заметит.

– Я не удивлюсь – съязвила Джикс, – что ты уже жалеешь, что женился на деньгах. С нищенкой Джикс тебе было бы лучше.

Майк опасливо покосился на окно, боясь, что появится Венеция.

– Не то, чтобы жалею, – проворчал он. – Но как я тебе говорил недавно, никто и ничто не может помешать нам встречаться. А знаешь, по-своему я очень привязался к Венеции. Она совершенно потрясная женщина.

– А ты совершенно потрясный… – Джикс выругалась так, что даже Майк поморщился.

– Джикс, ты женщина!… Но она уже бросила трубку. Майк усмехнулся, вышел из комнаты и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал наверх переодеваться. После общения с Джикс он всегда испытывал прилив сил. И если она и обзывает его негодяем, то он, по крайней мере, не чувствует себя таковым с ней рядом. Как жаль, что такие женщины, как Венеция, обладают неистребимой способностью вызывать у таких мужчин, как он, комплекс неполноценности!

Венеция встретила его приветливо, когда он присоединился к ней и Мейбл в конюшне.

Беннетт уже оседлал Красного Принца и Жокея, пони Мейбл. Когда Венеция увидела их вдвоем – мужа и дочь – выезжающими морозным ясным утром из конюшни бок о бок, она больше не грустила. Она была рада. Кошмар утра отступил на задний план. Она любила этих двоих людей – Мейбл и Майка – каждого по-своему, но всем сердцем. Может и впрямь это Рождество окажется счастливым?

Глава 5

– Мы увидим вас завтра на сборе, миссис Прайс?

– Я приду проводить вас, но не присоединюсь.

Венеция улыбнулась полковнику Уиллкоуму. Они стояли в столовой и пили шампанское. Маргарет, Пиппа и нанятый новый слуга трудились, не покладая рук, меняя на столе закуски. Большая часть гостей постепенно перешла в общую комнату. Кто-то поставил пластинку с самбой на большой электрический граммофон, и помещичий дом, полный смеха и веселых голосов, огласился звуками музыки и топотом танцующих пар.