Сладостная победа
Шрифт:
– С этим не поспоришь.
– Итак, они придут, док. Если не пешком и не на повозках, то они доберутся сюда на суденышках или даже по железной дороге, потому что одна трансконтинентальная дорога – от Атлантики до Тихого океана – уже построена, и она пролегает совсем недалеко, к западу отсюда, возле Небраски.
Трубка доктора погасла, и он снова стал набивать ее табаком из коробки, стоявшей рядом на крыльце.
– Да, ничто не остановит этого продвижения: ни реки, ни горы, ни племена индейцев, ни дюжина других племен, пытающихся встать
Доктор раскурил трубку, и искорки снова замерцали в темноте.
– Готовьтесь, док, потому что мир надвигается на ваш городок, и тот образ жизни, который вы привыкли вести, канет в Лету, точно так же, как и на Юге.
– Мне остается лишь надеяться, что я не доживу до этого.
– Увы, уже дожили. – Коулт поднялся и прикоснулся рукой к шляпе. – Спокойной ночи, сэр.
– Спокойной ночи. – Сделав глубокую затяжку, доктор Уильямс проследил взглядом, как удаляется, исчезая в темноте, фигура Коулта, затем задумчиво покачал головой: – Тем больше оснований у города заполучить такого молодого и энергичного человека, как вы, Коулт.
Дэн Джеймс ночью не дежурил, и тускло освещенный холл гостиницы был пуст. Коулт прошел за стойку, взял ключ из ячейки и поднялся к себе наверх. Едва он открыл дверь своего номера, как ему навстречу хлынул душный, горячий воздух.
Заперев двери, он пересек комнату и распахнул настежь окно, затем уселся на край кровати, отстегнул пояс с револьвером, снял шляпу и сапоги.
Как всегда по ночам, его помыслы были устремлены к Кэсси. Его переполняли чувства, они били из него наподобие того, как бьет из-под земли родник.
– Завязывай-ка с этим, Фрейзер, – бормотал он себе под нос.
Он разделся, придвинул подушку к изголовью кровати и улегся. Он знал, что как бы он ни пытался, сразу ему не уснуть. Внезапно до него донесся какой-то шорох за окном, и он тут же протянул руку за револьвером.
Сквозь открытое окно кто-то проник к нему в номер и замер, привыкая к темноте. Для Коулта не представляло труда разглядеть его, он ясно видел в свете луны, кто к нему пожаловал.
– Совсем неплохой способ, если хочешь, чтобы тебя подстрелили, – проворчал он, пряча револьвер под кровать и снова откидываясь спиной на подушку. – Уходи-ка отсюда, Кэсси.
Лоб у него покрылся капельками пота. Кэсси подошла к кровати и остановилась прямо над ним.
– Неужели это то, чего тебе действительно хочется, Коулт? Чтобы я ушла?
Ее свистящий шепот в полной темноте подействовал на него лучше всяких доводов, он хотел ее больше всего на свете.
– Мы оба так долго ни о чем другом не думали, как только об этом. Пришло время раскрыть карты, – продолжала она.
– Господи, Кэсси, пусть ты и невинна, но нельзя же быть такой наивной.
– Ты упрекаешь меня в том, что
– Еще бы. Под тобой очень тонкий лед. Так, может, тебе лучше повернуть свою маленькую аккуратную попку и выбраться отсюда тем же путем, каким ты забралась… пока у тебя есть такая возможность.
– Тебе следует помочь мне, Коулт. Для меня все это внове. И я не знаю, что мне делать дальше.
Не отрывая своего взгляда от него, Кэсси присела на край постели. Коулт обхватил рукой ее шею и привлек к себе, их губы оказались совсем близко.
– Мне не хочется, чтобы ты о чем-то сожалела, Кэсси. – Его дыхание отяжелело от желания.
– Я знаю, на что иду.
– Думаю, что не знаешь, но боюсь, что теперь отступать уже поздно.
Тепло его дыхания мучительно волновало все ее существо. Кэсси закрыла глаза и, томно вздохнув, раскрыла свои губы, она сама стремилась к этому; его горячий страстный поцелуй отрезал ей все пути к отступлению.
Ее дыхание превратилось в череду прерывистых вздохов и стонов, когда он расстегнул ее рубашку и начал целовать ее соски.
– Коулт, я не думала, что ты станешь это делать.
Он приподнял голову; желание переполняло его, что было заметно по его взгляду.
– Кэсси, сейчас не до рассуждений. Сейчас время для наслаждений.
Он раздел ее всю, затем лег сверху. Они удивительно подходили друг другу, изгибы и округлости ее тела соответствовали выпуклостям и впадинам его мускулистого торса; они словно представляли собой восхитительную по своей лепке скульптуру. Его тепло, его запах, касания его рук к ее коже, его губы, жадно целующие то одну грудь, то другую, – все превратилось в захлестывающий поток наслаждения. Она старательно делала то же самое, что делал и он, гладила пальцами его играющие от напряжения мышцы, целовала его, как умела, и слышала при этом его восхищенное постанывание.
Когда он проник вглубь, она ощутила всплеск боли, но вскоре боль ушла, осталось лишь одно блаженство, которое все нарастало и нарастало, вырываясь то и дело наружу вспышками сладострастного удовольствия.
Напоследок он так затянул поцелуй, что она едва не задохнулась. Затем он нежно приподнял ее голову за подбородок.
– Как только решишься, уже нельзя останавливаться на полпути, не так ли, Кэсси?
А она никак не могла понять, как у него хватает сил говорить в такую минуту, когда ее тело все еще сотрясалось от наслаждения.
Теперь они лежали спокойно, их учащенное дыхание постепенно становилось нормальным. Через несколько минут она повернула к нему голову и увидела, что он сладко спит.
Кэсси долго разглядывала его лицо. На нем застыло умиротворенное, почти детское по своей невинности выражение. За этот миг она проникла в душу Коулта Фрейзера глубже, чем иным людям удается познать своих близких за долгую совместную жизнь. Она испытала целую гамму эмоций – от злости до невероятной безумной страсти, и в конце осталась лишь любовь.