Слава не меркнет
Шрифт:
Начались у меня на этой почве столкновения с начальством. Я предлагаю изменить программу — ни в
какую. А по ней на полет строем всего три-четыре занятия отводятся. Чему же за это время научить
можно? И после этого мне говорят: «Кто плохо летает — отчисляй». А я чувствую, будет летать. Будет...
В общем, не удержался я... Сказал все, что думаю о такой «учебе»... Мне это и припомнили. Когда
заболел, на меня написали новую аттестацию. Указали, что я не годен к скоростным
полетам... Ну вот, — закончил свой рассказ Худяков. — Теперь я не летчик...
— Все это проверим, — сказал Смушкевич. — Что вы хотите?
— На фронт... Летать.
— А какой у вас перерыв в слепых и ночных полетах?
— Год.
— На фронт вас пускать нельзя. Вначале потренироваться надо. — И, заметив разочарование на [106]
лице Худякова, добавил: — Не огорчайтесь. Впереди еще более тяжелая война. Опытные кадры нам будут
нужны. Готовьтесь...
Девятнадцать сбитых самолетов — таков боевой счет Героя Советского Союза Николая Васильевича
Худякова в Великой Отечественной войне.
А тогда после разговора с Худяковым в Луганск вылетела комиссия. Все рассказанное летчиком
подтвердилось. Не лучше обстояло дело и в других местах. Положение с боевой подготовкой было
неблагополучно. За полтора года летчики-истребители совершали лишь пятьдесят — шестьдесят
вылетов. Зато много времени уделяли вещам, порой совсем не нужным. Боясь аварии, не летали в
сложных метеорологических условиях, хотя витебцы да и другие уже давно доказали, что это возможно.
К чему приводило забвение их опыта, показывали боевые действия на Карельском перешейке. Их, пожалуй, можно сравнить с сильнодействующим проявителем: подобно тому как несколько капель его
вызывают появление дотоле невидимого изображения, так и боевые действия зимой 1940 года обнажили
скрытые недостатки в подготовке нашей авиации.
Засучив рукава Смушкевич берется за дела, которые давно не давали ему покоя. Вместе со своим
ближайшим помощником — начальником штаба ВВС Ф. Арженухиным он намечает обширный план
действий.
Арженухина Смушкевич знал еще по Испании, где тот возглавлял группу наших летчиков-добровольцев
на Северном фронте. Еще там Яков Владимирович оценил умение Арженухина правильно и быстро
ориентироваться в сложнейшей обстановке. [107]
Обладавший незаурядной эрудицией, Арженухин был как раз тем человеком, присутствие которого было
необходимо Смушкевичу.
Подолгу засиживались они в кабинете Смушкевича — беседовали, спорили, порой долго не соглашаясь
друг с другом. Но когда кому-нибудь удавалось доказать свою правоту, у обоих это вызывало только
удовлетворение. В таких
восклицал:
— Эх, Федя, не хватает мне твоих знаний!
— Своих должно хватать. Читаешь ты много.
— Нет, не хватает. Думал, после Халхин-Гола отправят в академию. Куда там! — Смушкевич горестно
развел руками. — Сам знаешь. Ну, ладно... Вот все, что наметили, сделаем, тогда уж обязательно
отпрошусь.
— Отпросись... Это никогда не помешает...
Бывший шофер, благодаря своей настойчивости и способностям сумевший окончить и Академию имени
Жуковского, и Академию генштаба, ставший к сорока годам одним из образованнейших авиационных
командиров того времени, Арженухин хорошо знал цену знаниям. Его ясная мысль и умелая рука
чувствовались во всем, что делалось в авиации в те годы. А делалось немало. Были не только приняты
меры к повышению боевой готовности. Командование ВВС настойчиво добивалось полного
технического обновления нашей авиации.
Медлить с этим было нельзя. Ведь факты говорили о том, что немцы выводы из испанской войны сделали
раньше нас. И теперь обгоняли. Мы выпускали новые машины, но они обладали скоростью
«Мессершмитта-109», летавшего еще в Испании.
Немцы настолько были уверены в том, что догнать [108] их невозможно, что даже разрешали нашим
инженерам бывать на их авиационных заводах.
В Германию отправилась большая группа летчиков. В составе ее был и А. И. Гусев, вскоре после
возвращения с Халхин-Гола назначенный заместителем командующего ВВС Белорусского военного
округа.
Немцы ничего не скрывали от делегации, показывая, они как бы говорили: смотрите, вот с чем вы
столкнетесь.
В одном из цехов авиационного завода Гусев увидел статические испытания новейшего самолета —
«Фокке-Вульфа-190». «Фоккер», по мнению хозяев, был недостижим для русских, с чьих конвейеров, они
это превосходно знали, сходили машины, которые должны были быть выпущены год назад.
Вернувшись, Гусев доложил Смушкевичу обо всем виденном.
— К большой войне готовятся, — заключил он.
— Да, — проговорил Смушкевич и добавил как что-то уже давно для себя решенное: — Рано или поздно
мы с ними встретимся.
Надо было торопиться перестраивать авиационную промышленность.
Требовалось ускорить создание новых аэродромов и новой техники. В это время появляются новые
модели самолетов. Готовились к выходу «ЛАГ», «МИГ», «ЯК», новый «ПО», истребители Яценко, Таирова, Пашинина, совершенно новый бронированный штурмовик «ИЛ-2».