Славия. Рождение державы

Белый Александр

–  Где мы?

–  В Толедо, милый.

–  С тобой все нормально?

–  Да, мой милый.

–  Как там, мы победили?

–  Конечно! Разве могло быть иначе?

–  Ну, да. Ну, да. Какие-то крестьяне…

–  А знаешь, Микаэль, это были не крестьяне. Это дезертиры во главе с некими братьями Гомес. Вот та мразь - Хулио, которая посмела нацепить шпагу и выдать себя за дворянина, это младший из братьев. Старший брат - торговец, недавно разбогател и купил себе небольшое имение, там вся банда и пряталась. Сейчас мои кирасиры вместе с солдатами алькальда отправились выжигать это поганое бандитское гнездо.

–

 Что с людьми?

–  Живы.

–  Кроме вас еще пятеро ранено, сеньор, но увечных нет, - сказала Мария и подсунула под нос чашу с каким-то горьким пойлом. Ну и ладно, что горькое, зато мокрое. Капли потекли по подбородку, решил смахнуть и провел рукой по груди - ощутил саднящую боль. Опустил глаза и осмотрел себя - весь живот оказался сплошным синяком с особо темным пятном чуть ниже солнечного сплетения.

В этом месте у меня уже был когда-то синяк. В юности, на заре увлечения тайским боксом, более опытный спарринг-партнер нанес мне лоу-кик по мышце левого бедра, затем, уклонившись от его хука, умышленно вошел в клинч, но, потеряв мобильность от боли в бедре, атаку организовать не смог и не смог уйти от мощного удара коленом. Бил он меня жестко, и синяк получился неслабым. Конечно, боец тот - идиот порядочный, но науку его запомнил на всю жизнь. Со временем в 'муай тай' или в свободных поединках (так правильно называется этот бокс) научился многому, по крайней мере, элементарных ошибок больше не делал, но главное, воспитал характер. А занимался боксом очень и очень долго, считай, до старости. Зачем? А давал он мне правильный настрой - как физический, так и духовный; как по жизни, так и в бизнесе.

Синяк тот был поменьше этого, и не такой темный, но все равно, после того боя дня на три потерял стройность тела, ходил буквой 'зю'. Да и физически тогда был гораздо слабее себя нынешнего. А лет-то около шестнадцати и стукнуло, но выглядел сейчас, да, постарше, чем тогда.

После питья в голове чуть просветлело, и молотометр по кувалдометру стал лупить потише, а на глаза навалилась тяжесть. Изабель сидела в кресле и смотрела на меня во все глаза, как на чудо какое-то.

–  Радость моя, наверное, сейчас усну. Иди к себе, отдохни, теперь я чувствую себя нормально, просто хочу спать.

–  У-у, у-у, - отрицательно закачала головой.

–  Сеньора, куда это годится, поспать нужно, видите, с доном Микаэлем теперь все хорошо, - уперев руки в боки, внушительно сказала Мария, - Ай! Не хотите уходить, тогда раздевайтесь и ложитесь здесь. Уж я покараулю!

Засыпая, почувствовал прикосновение теплого тела.

Спал, опять же, долго; проснулся, когда сквозь решетку окна на пол уже падали лучи полуденного солнца. Но это было не беспамятство, а всего лишь сон. Спал бы еще, но возмутился биологический будильник. Открыл глаза и не заметил в комнате никого, но как только стал выбираться из постели, дверь открылась и залетела Мария:

–  Куда вы, сеньор?

–  Пора вставать, в туалет хочу.

–  Не надо никуда ходить, - она наклонилась и вытащила огромный горшок, - давайте я подержу.

–  Кыш, - отмахнулся, как от назойливой мухи, она была чем-то похожа на мою кормилицу (жива ли?), так же нахальна, поэтому отстранил и сказал: - Когда был без чувств, могла делать, что угодно, даже прыгать сверху. А сейчас - кыш.

–  Да-да, особенно

в первый день, когда всякое непотребство летело из всех ваших дыр, вот тогда я напрыгалась, да, сеньор. Хорошо, что крови не было, ни в моче, ни в рвоте. А еще я вас отмыла мокрыми тряпками.

–  Ладно, не бурчи, отблагодарю тебя, - стал не спеша одеваться, прислушиваясь к боли в теле и голове. Одежда была очищена и лежала стопкой у кровати.

–  Не надо мне никакой благодарности, вы лучше, сеньор, эту благодарность на девочку перенесите.

–  На какую это девочку?

–  Как же, на какую? Да на дону Изабеллу! Ведь я еще совсем девчонкой к ним в замок была взята, как только она родилась. С тех пор она росла на моих руках, жила на моих глазах, - Мария замолчала на некоторое время, потом так вопросительно на меня уставилась.
– И как же ей теперь быть, а, сеньор?

–  В каком смысле?

–  Да в этом самом смысле, сеньор. С вами. А падре что скажет, - покачала головой, помогая мне надеть белую, чистую рубашку.
– Даже не представляю.

–  Знаешь что, Мария. Мог бы сказать, что это не твоего ума дело, и послал бы подальше. Но не пошлю, из уважения и за твое отношение к ней и ко мне, - сказал, рассматривая на хубоне место попадания пули. Наружная, атласная сторона была аккуратно заштопана, а на внутренней - и следов никаких не имелось. Конструкция из многослойного натурального шелка оказалась настоящим бронежилетом, затем, взглянул на женщину, не удовлетворенную моим ответом, добавил.
– Да, Мария, отмеряно нам с Изабель совсем немного счастья, но счастье это для нас обоих - настоящее. И это все, что могу тебе сказать.

–  Ваша правда, сеньор, любому человеку хочется получить хотя бы маленький кусочек счастья, - она подняла голову вверх, и в ее глазах отражалась какая-то тоска.

–  А что это за барахло валяется, - вдруг увидел в углу чьи-то вещи. Подошел ближе и распознал отстиранный от крови и тщательно очищенный хубон, а рядом лежали ботфорты, шпага, дага и пояс Хулио.

–  И никакое это не барахло, это серьезные, дорогостоящие вещи. Дон Луис сказал, что вороная кобыла этого разбойника тоже вашей считается. И ножи ваши нашлись метательные.

–  Кобыла и ножи - это хорошо, особенно кобыла. А где сеньора?

–  Так внизу, встречает дона Луиса и наших охранников.

–  Не понял, а где они были?

–  Так вместе с солдатами алькальда ездили разорять бандитское логово. Сейчас все обедать будут. Вам сюда принести?

–  Нет. Сейчас спущусь в зал. Ступай.

Мария ушла, ну и я, сделав свои дела, отправился следом. Немного подташнивало и побаливало в груди, но состояние было вполне терпимым, если не прикасаться к огромной шишке на голове.

Внизу оказалось шумно. Когда спускался по лестнице, увидел толпу солдат, которые выпивали по чаше вина и направлялись к выходу. Какой-то незнакомый офицер расшаркался перед Изабель, затем Луис проводил его к двери.

Мою персону тоже встретили шумно - Педро с кирасирами 'гип-гипом', а Изабель и Луис пошли навстречу.

–  Оклемался, молодец, - воскликнул Луис.

–  Как ты себя чувствуешь, дон Микаэль?

–  Вполне удовлетворительно - благодаря твоей заботе, дона Изабелла. Мне известно, что ты не отходила от меня, когда был без чувств. Моя искренняя благодарность!