Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Шрифт:
Многие авторы переводов и исследований не испытали, должно быть, на себе давления текста конечной величины, их переводы и пояснения не до конца соответствуют тексту, даже у такого лучшего из переводчиков и комментаторов как В. И. Стеллецкий. Так и осталось в застойном положении содержание некоторых ключевых слов и выражений. К примеру, во всех переводах остался Боян, выпускающий 10 соколов на стадо лебедей, и которую лебедь настигнет сокол, «та первая песнь слагает» (?!) какомунибудь князю, или вариант: ударенная соколом лебедь песнь поет тому или другому князю. И этот абсурд никого не задевает и не подвергается анализу естественной логики. В тексте же все с точностью
Еще одна неувязка с Бояном и автором. Сам автор, преклоняясь перед Бояном, говорит, что ему не под силу такой размах мысли и охват древних и новых событий, как у Бояна. И в то же время в текстах переводов автор дает советы Бояну как начать эту повесть, если бы за дело взялся он сам. В действительности автор говорит, что если бы поход Игоря воспел Боян, будь он его современником, то у него получилось бы это намного лучше, чем у самого автора, так как он, кроме всего, хорошо знал те края, куда Игорь отправился на половцев. И далее идут не советы Бояну, а стиль самого автора при описания начала похода Игоря: «Не буря соколов занесла через поля широкие…» и т. д. Кочует из текста в текст переводов выражение, что Всеслав Полоцкий «лукавством опершись о коней, скакнул к граду Киеву». На самом деле здесь имеет место быть совсем другое, хотя лукавство присутствует. Однако проявил его в этом случае не Всеслав, а братья Ярославичи - Изяслав, Святослав и Всеволод во время междоусобного противостояния Всеславу. Они хитростью заманили его в шатер Изяслава, арестовали там и под стражей доставили в Киев, где посадили его в тюрьму.
Вот так Всеслав косым скачком «скакнул к граду Киеву». Поэтому он «оперся» не на коней, на которых не опираются, а садятся на них, а «подпръся» (подперся) в конце («окони») противостояния Ярославичам лукавством этих братьевкнязей, поверил им, что они не сделают ему зла, если он придет к ним и войдет в шатер Изяслава. И многое другое, о чем см. отдельные статьи в тексте Комментария.
В книгу вошли материалы по русским древностям, имеющие косвенное отношение к «Слову о полку Игореве», под заголовком «Экскурсы»: о прическе Святослава «Древние русы стриглись под фракийцев», о надписи князя Глеба на Тмутороканском камне, дискуссия с Б. А. Рыбаковым, «Тмутороканский камень», о Семаргле в пантеоне Владимира, под которым есть основания подразумевать Геракла - это в тексте сочинения «Уснувшие боги» и «Збручский обелиск, Геракл, МитраХорс, две русские клятвы», и «Клички Ярослава Мудрого», которые интересны тем, что дефицит знания о норманнском происхождении первых русских князей имеет место и в кличках Ярослава. При попыке решения проблемы происхождения названия русь, я решал ее с учетом традиции отождествления ославяненных ругов как русов, особенно успешно поддержаной историками А. В. Назаренко и А. Г. Кузьминым
Л. А. Гурченко, 2003-2010 гг.
Часть первая
ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ ПАМЯТНИКА В ФОРМЕ КАНОНА, ПЕРЕВОД НА СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК, КОММЕНТАРИЙ
1.
ВСТУПЛЕНИЕ
Не лепо ли ны [1] , бяшет, братие,
начати старыми словесы
трудных повестии [2] о пълку Игореве,
Игоря Святъславлича?
Начати же ся тъи песни
по былинам сего времени,
а не по замышлению Бояню.
Боян бо вещии,
Аще кому хотяще песнь творити,
то растекашется мыслию по Древу [3] ,
серым вълком по земли,
шизым орлом под облакы.
Помняшеть бо речь -
първых времен усобице [4] ,
тогда пущашеть
10 соколов на стадо лебедеи,
который дотечаше, та предипесь пояше [5]
старому Ярославу, храброму Мстиславу,
иже зареза Редедю
пред пълкы косожьскыми,
красному Романови Святъславличю.
Боян же, братие, не 10 соколов
на стадо лебедеи пущаше,
нъ своя вещиа пръсты
на живая струны въскладаша,
они же сами князем славу рокотаху.
ПЕСНЬ 1
Почнем же, братие,
повесть сию от стараго Владимера
до нынешняго Игоря,
иже истягнумь крепостию своею,
и поостри сердца своего мужеством [6] ,
наплънився ратнаго духа,
наведе своя храбрыя плъкы
наземлю Половецкую
заземлю Руськую.
Тогда Игорь
възре на светлое солнце и виде:
от него тьмою вся своя вои прикрыты.
И рече Игорь
к дружине своеи:
«Братие и дружино!
луцежь бы потяту быти,
неже полонену быти.
А всядем, братие, на свои бръзыя комони,
да позрим Синего Дону».
–
Спалакнязю умь похоти,
и жалость ему знамение заступи [7] , -
искусити Дону Великаго.
«Хощу бо, рече, копиеприломити
конець поля Половецкаго с вами, русичи [8] ,
хощу главу свою приложити,
а любо испити шеломомь Дону».
–
О Бояне, соловию стараго времени!
абы ты сиа плъкы ущекотал [9] ,
скача, славию, по мыслену Древу,
летая умом под облакы,
свивая славы обаполы сего времени,
рища в тропу Трояню чрес поля нагоры [10] , -
пети было песь Игореве,
того «Олга» внуку [11] .
ПЕСНЬ 2
Не буря соколы
занесе чрез поля широкая,
галицы стады бежать к Дону Великому -
чили воспети было,
вещей Бояне, Велесовь внуче! [12]
Комони ржуть за Сулою,
звенить слава в Кыеве,
трубы трубять в Новеграде,
стоять стязи в Путивле,
Игорь ждет мила брата Всеволода.
И рече ему
БуйТур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый
ты, Игорю,
оба есве Святъславличя.
Седлай, брате,
свои бръзыи комони,
а мои ти готови,
оседлани у Курьска -
напереди.
А мои ти куряни
сведоми къмети [13] ,
под трубами повити,
под шеломы възлелеяны,
конець копия въскръмлени,
пути им ведоми,
яругы им знаеми,
луци у них напряжени,
тули отворени,
сабли изъосрени,