Славянские колдуны и их свита
Шрифт:
Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни
Народные предания ставят ведуна и ведьму в весьма близкое и несомненное сродство с теми мифическими существами, которыми фантазия издревле населяла воздушные области. Но есть и существенное между ними различие: все стихийные духи более или менее удалены от человека, более или менее представляются ему в таинственной недоступности; напротив, ведуны и ведьмы живут между людьми и с виду ничем не отличаются от обыкновенных смертных, кроме небольшого, тщательно скрываемого хвостика. Простолюдин ищет их в собственной среде; он даже укажет на известных лиц своей деревни как на ведуна или ведьму и посоветует их остерегаться. Еще недавно почти всякая местность имела своего колдуна, и на Украине до сих пор убеждены, что нет деревни, в которой не было бы ведьмы. [330] К ним прибегают в нужде, просят их помощи и советов; на них же обращается и ответственность за все общественные и частные бедствия.
330
Иллюстр., 1845, 415; Москв. 1846, XI–XII, 149.
Ведун и ведьма (ведунья, вещица — от корня вед, вещ) означают вещих людей, наделенных духом предвидения и пророчества, поэтическим
331
Нем. hexe Я. Гримм объясняет скандинавским hagr — dexter, artifi ciosus; следовательно, hexe — то же, что лат. saga, т. е. хитрая, мудрая (вещая) жена (D. Myth., 992).
Чары — это те суеверные, таинственные обряды, какие совершаются, с одной стороны, для отклонения различных напастей, для изгнания нечистой силы, врачевания болезней, водворения семейного счастия и довольства, а с другой — для того, чтобы наслать на своих врагов всевозможные беды и предать их во власть злобных, мучительных демонов. Чаровник, чародеец [332] — тот, кто умеет совершать подобные обряды, кому ведомы и доступны заклятия, свойства трав, корений и различных снадобий; очарованный — заклятый, заколдованный, сделавшийся жертвою волшебных чар. Кудесник, по объяснению Памвы Берынды, чаровник; в Рязанской губернии ок'yдник — колдун; [333] кудесить — колдовать, ворожить, кудеса — в Новгородской и Вологодской губерниях: святочные игрища и гадания, [334] а в Тульской — чара, совершаемая колдуном с целию умилостивить разгневанного домового и состоящая в обрядовом заклании петуха (остаток древней жертвы пенатам). Стоглав замечает, что когда соперники выходят на судебный поединок, «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений пособие им творят, кудесы бьют».
332
Слово, встречающееся в Святославовом Изборнике и у митрополита Кирилла. — Рус. Дост., I, 111.
333
Обл. сл., 140.
334
Рус. прост. празд., II, 34.
В основе приведенных слов лежит корень куд (чуд); старочеш. c'uditi — очищать, zuatocudna — вода, то есть очистительная, cudar — судья (по связи древнего суда с религиозными очистительными обрядами). Профессор Срезневский указывает, что глагол кудити употребляется чехами в смысле заговаривать; у нас прокуда — хитрый, лукавый человек. [335] Корень чуд вполне совпадает по значению с див (светить, сиять); как от последнего образовались слова «диво», «дивный», «дивиться», так от первого — «чудо» (множ. чудеса = кудеса), «чудный», «чудесный» (в Новгородской губернии — кудесный), [336] «чудиться», как с словом «кудеса» соединяется понятие о чародействе, так тот же самый смысл присваивают древние памятники и речению дивы. В Святославовом «Изборнике» (1073 г.) читаем: «… да не будеть влхвуяй влшьбы, или вражай и чяродсиць, или баяй [337] и дивы творяй и тробьный влхв»; [338] Кормчая книга запрещает творить коби [339] и дивы. [340] Сверх того, дивами издревле назывались облачные духи — великаны и лешие (дивии люди и дивожены); согласно с этим, и слову «чудо», «чудовище» давалось и дается значение исполина, владыки небесных источников и лесов.
335
Срезневский, 60; Обл. сл., 180; Доп. обл. сл., 173; прокудливая бер'eза = чтимая язычниками.
336
Доп. обл. сл., 94.
337
От баяти — заговаривать.
338
Матер. для истор. письмен., ст. Буслаева, 7.
339
Кобь — в старинных рукописях: волшебство, а в совр. языке (в Пермск. губ.): худое дело, зло.
340
Рус. Дост., III, 38; Обл. сл., 85.
Таким образом, язык ясно свидетельствует о древнейшей связи чародеев и кудесников с тученосными демонами — великанами и лешими; связь эта подтверждается и сканд. tr"oll, которое служит общим названием и для тех, и для других. [341] Слово «колдун» в коренном его значении доселе остается неразъясненным. По мнению г. Срезневского, колдуном (славянский корень клъд — колд или калд — клуд — куд) в старое время называли того, кто совершал жертвенные приношения; в хорутанском наречии калдовати — приносить жертву, калдо ванц — жрец, калдовница и калдовише — жертвенник. [342]
341
D. Myth., 993.
342
Срезнев., 59–60.
В словаре Даля колдовать истолковано как ворожить, гадать, творить чары («чем он колдует? снадобьями, наговорами»). [343] Наконец, волхв — название, известное из древних рукописей и доныне уцелевшее в лубочных сказках и областных говорах: у Нестора слова «волхв» и «кудесник» употребляются как однозначащие, [344]
343
Толк. слов., I, 747.
344
Смотри рассказ о смерти Олега.
345
Иоанн, экз. Болг., 182.
346
Срезнев., 61; Обл. сл., 27; Ч. О. И. и Д., год 2, VII, 24 (слово-толковник Макарова).
Сверх дара прорицаний волхвам приписывается и врачебное искусство. Рядом с мужскою формою «волхв» встречаем женскую «влхва», [347] которой в скандинавском соответствует v"olva (valva, v"ola, vala) — колдунья, пророчица — и притом, по свидетельству древней Эдды (см. Voluspa), существо вполне мифическое. Г. Буслаев сближает с этими речениями и фин. v"olho, velho — колдун; «как сканд. v"olva, — говорит он, — является в сжатой форме v"ola, так и фин. v"olho изменяется в v"ollo. По свойству славянского языка гласный звук перед плавным переходит по другую сторону плавного, например helm — шлем; потому v"olva, v"olho является в Остромировом Евангелии в древнеславянской форме влхв, а русский язык ставит гласный звук и перед плавным и после, например шелом: следовательно, волхв или волхов (у Нестора: волсви), собственно, русская форма». Корень для слова «волхв» г. Буслаев указывает в санскр. валг — светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть, [348] и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождественные по значению.
347
Летоп. Переяслав., 43.
348
О влиян. хр. на слав. яз., 22–23. Связь колдовства с жертвоприношениями подтверждается и свидетельствами немецкого языка: fornaeskja — колдовство и f^orm — жертва; zoupar, др. — верхненем. zеpar, англосакс. teafor и tifer роднят оба эти понятия. — D. Mylh., 984–5.
Итак, обзор названий, присвоявшихся ведунам и ведьмам, наводит нас на понятия высшей, сверхъестественной мудрости, предведения, поэтического творчества, знания священных заклятий, жертвенных и очистительных обрядов, умения совершать гадания, давать предвещания и врачевать недуги.
Все исчисленные дарования исстари признавались за существенные, необходимые признаки божественных и демонических существ, управлявших дождевыми тучами, ветрами и грозою. Как возжигатель молниеносного пламени, как устроитель семейного очага, бог-громовник почитался верховным жрецом; с тем же жреческим характером должны были представляться и сопутствующие ему духи и нимфы. Как обладатели небесных источников, духи эти и нимфы пили «живую воду» и в ней обретали силу поэтического вдохновения, мудрости, пророчества и целений — словом, становились вещими: ведунами и ведьмами. Но те же самые прозвания были приличны и людям, одаренным особенными талантами и сведениями в деле вероучения и культа; таковы служители богов, гадатели, ворожеи, врачи, лекарки и поэты, как хранители мифических сказаний.
В отдаленную эпоху язычества ведение понималось как чудесный дар, ниспосылаемый человеку свыше; оно по преимуществу заключалось в умении понимать таинственный язык обожествленной природы, наблюдать и истолковывать ее явления и приметы, молить и заклинать ее стихийных деятелей; на всех знаниях, доступных язычнику, лежало религиозное освящение: и древний суд, и медицина, и поэзия — все это принадлежало религии и вместе с нею составляло единое целое. «Волсви и еретицы и богомерские бабы-кудесницы и иная множайшая волшебствуют», — замечает одна старинная рукопись, исчислив разнообразные суеверия. [349]
349
Оп. Румян. муз., 551.
Колдуны и колдуньи, знахари и знахарки до сих пор еще занимаются по деревням и селам врачеваниями. Болезнь рассматривается народом как злой дух, который после очищения огнем и водою покидает свою добычу и спешит удалиться. Народное лечение главнейшим образом основывается на окуривании, сбрызгивании и умывании, с произнесением на болезнь страшных заклятий. [350] По общему убеждению, знахари и знахарки заживляют раны, останавливают кровь, выгоняют червей, помогают от укушения змеи и бешеной собаки, вылечивают ушибы, вывихи, переломы костей и всякие другие недуги; [351] они знают свойства как спасительных, так и зловредных (ядовитых) трав и кореньев, умеют приготовлять целебные мази и снадобья, почему в церковном уставе Ярослава [352] наряду с чародейками поставлена зеленица (от зелье — злак, трава, лекарство, озелить — обворожить, околдовать, стар, зелейничество — волшебство); [353] в областном словаре: травовед — колдун (Калужская губ.), травница и кореньщица — знахарка, колдунья (Нижегородская губ.). [354]
350
Записки Авдеев., 134–6, 139; Сахаров, II, 23–24; Малоросс. и червонорус. думы и песни, 99.
351
Во многих местах коновалы считаются за колдунов.
352
Летописец Переяслав., 43.
353
Обл. сл., 70, 139.
354
Сравни: D. Myth., 1016.