Славянский меч(Роман)
Шрифт:
Шум стих, толпа начала подниматься. Всем почудилось, будто сама Морана схватила их за крепкие глотки. Сварун походил на грозного бога, который вот-вот метнет в них молнию, а Исток, казалось, вырос на целую пядь и плечи его походили на скалу.
— Когда угаснет солнце и вытянутся тени, поднимайтесь и идите к мосту, а через него в лагерь. Полночь еще не минет, а вы будете благодарить Святовита за то, что он озарил меня воинской хитростью.
Воины не понимали еще, что задумал Сварун. В их головах бродило немало непокорных мыслей, пока они надевали шлемы и застегивали доспехи. Вопрошающим взглядом смотрели они на своего
Тени удлинялись, трепетали и исчезали. Солнце скрылось.
— Вперед!
Исток ехал первым.
Молча шагал отряд за отрядом. Впереди тяжело вооруженные воины, в середине — славины без доспехов, позади лучники и пращники. Безмолвие царило вокруг, лишь под ногами гудела степь. В сизой мгле показался Дунай — широкий, гладкий пояс на равнине. Поперек пояса — темная лента. К ней и повернул коня Исток.
— Приготовить копья, секиры и мечи! — шепотом передали из уст в уста его приказ.
Из ремней вынуты секиры, ладони судорожно сжали рукояти мечей, копья взяты наперевес. В воинах пробудилась страсть, вспыхнул огонь и жажда боя.
За черной лентой вздымался четырехугольник, над ним вился дым. Исток взмахнул мечом в ту сторону. Все взгляды были прикованы к вражескому лагерю.
Стало совсем темно. Сизая мгла пеленой наползала на реку. Сто шагов отделяло войско от моста. Две темные тени маячили перед ним. «Часовые», — подумал Исток. Он нагнулся влево, нагнулся вправо — сообщил своим. Припустил коня, воины поспешили следом.
Подъехали к самому мосту. Луны еще не было. Стража почтительно расступилась, приветствуя Хильбудия. Но вот треснули доспехи часовых — могучие копья, брошенные изо всех сил, пробили им грудь. С криком повалились они наземь. Но шум на мосту заглушил их крик. Доски стучали под ногами войска, мчащегося через реку.
И тут же радостно запели трубы на валах. В лагере запылали факелы, настежь распахнулись ворота.
Только теперь поняли воины замысел Сваруна. Византийцы ожидали возвращавшегося с добычей победоносного Хильбудия.
Вихрем помчались славины с моста, закричав и завыв так, что застонал воздух, и яростно устремились вперед.
Исток был уже в воротах. Стража растерялась. Факелы падали на землю, но самые храбрые из славинов уже ворвались в лагерь. Пошли в ход секиры, затрещали доспехи, в воздухе засверкали мечи. Поднялась страшная суматоха.
— Склавеной, склавеной [32] — неслось со всех сторон.
Посреди претория перед шатром Хильбудия мгновенно собрался отряд отборных воинов. Дух Хильбудия ожил в лагере. Взлетели в воздух мечи, воины укрылись за щитами — возникла непробиваемая стена, о которую разбивались потоки славинов. Сварун ошибался, полагая, что застанет ромеев врасплох. Отправляясь в поход, Хильбудий оставил в лагере отряд, который день и ночь должен был находиться в боевой готовности, чтоб оказать помощь в случае нужды. Поэтому разгорелся такой грозный бой, какого не помнил ни один из воинов.
32
Славины, славины! (греч.)
Услыхав крики и шум в лагере, оставшиеся снаружи славины бросились на валы: залезая друг
Стоны, вздохи, хрип и клокотанье огласили лагерь. Славины лезли через валы, в нетерпении спихивая друг друга во рвы. Неуспевшие принять участие в бою жаждали крови, рубили мертвые тела и неистовствовали в безумном угаре.
Трубили рога, кричали старейшины, отгоняя и колотя людей. А те будто лишились рассудка, будто озверели, и уже приходилось опасаться, как бы они не сцепились друг с другом.
Сварун приказал зажечь факелы. Луна не спеша вышла на небо. Валы кишели полуголыми людьми с поднятыми над головой копьями и мечами, с шестоперами и секирами в руках. А посреди лагеря, под обломками копий и под осколками мечей, покоилась залитая кровью, стенавшая и хрипевшая жертва Мораны, в самом низу лежал покрытый грудою трупов герой и надежда всего войска славинов — Исток.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Миновала полночь, а вокруг лагеря Хильбудия по-прежнему стояли гомон и крик. Всюду горели костры, возле них шумели, словно обезумевшие, воины. Лагерь был разграблен. С шатров содрали воловьи шкуры и попоны и разбросали их по равнине. Воины валялись на этих шкурах, дрались из-за них, выхватывали друг из-под друга и рвали на куски, они опустошили житницу и уничтожили запасы сушеного мяса. Сражались из-за окороков, рассыпали зерно по земле, бегали от костра к костру и орали, опьяненные победой.
Лишь мудрые старейшины да старые воины степенно сидели у костра Сваруна. Они видели, как беснуются отроки, как орут пастухи и молодые воины, злые, словно волки, завистливые, алчные, вечно готовые к утехам и дракам. Никто не поднимался, чтобы усмирить и успокоить их.
Они хорошо знали свое племя. Как молодые зубры, росли отроки в лесу под солнцем свободы. Едва сойдя с материнских колен, они гнали ягнят в лес и на пастбище, там и ночевали, опасаясь только тяжкой руки старейшины, которого почитали их отцы, потому что сами его избрали и добровольно приняли его власть.
Старейшины не потеряли в бою ни одного человека. Молодежь шла первой, они пустили ее на кровавое дело, а сами в большинстве своем остались вне лагеря. Тем не менее их лица сияли гордостью и счастьем победы.
Только Сварун был печален, так печален, что сидел, согнувшись в три погибели, — гордый старейшина, победитель дерзкого Хильбудия. Последняя его опора, Исток, доказавший в этом бою, что он будет достойным отпрыском славного рода Сваруничей, его сын, недвижимо лежал под полотняным шатром возле огня.