Славянский меч(Роман)

Финжгар Франц

Во дворе виллы Эпафродита залаяли собаки, но тут же смолкли; по их тихому умильному повизгиванию Исток понял, что приехал хозяин. Эпафродита принесли с форума Феодосия, где он до полуночи веселился под мраморными аркадами и играл на целые столбики золотых номисм. Фортуна полюбила его с тех пор, как он встретил Истока, подобно тому как она полюбила Потифара, принявшего в дом Иосифа. Так хвастался и шутил Эпафродит в компании богатых патрикиев, в то время как Мельхиор ссыпал золото в кожаные мешки.

Эпафродит приехал домой в прекрасном настроении. За пазухой у него лежал перстень Феодоры и пергамен Юстиниана, в мешках —

кучи золота и долговых расписок, завтра он уже мог продать за долги дома нескольких видных патрикиев. Радостно сверкали глаза грека. Деньги и благоволение императора! Теперь он волен торговать, как ему угодно. Милость Управды ему обеспечена.

Он велел Мельхиору угостить слуг самым лучшим вином, сладостями, фруктами, рыбой и устрицами, словом, всем, что найдется в кладовых. А потом спросил, дома ли уже славины. Ему надо сейчас же поговорить с Истоком, если же его нет — разыскать немедленно.

Привратник сообщил, что Исток давно возвратился.

Мельхиор сам пошел за ним, и Эпафродит распорядился проводить его в зал, где он обычно принимал важных гостей.

Войдя, Исток встал на пороге как вкопанный. В трех золотых светильниках полыхало искрящееся пламя, освещая сказочное убранство зала. Там, где пол не был прикрыт багдадским ковром, сверкали пестрые камешки драгоценной мозаики. На стенах переливался мрамор, усыпанный смарагдами, хризолитом и ониксами. Низкие столики опирались на ножки из слоновой кости; нити золота струились по тканям; иноземные, не знакомые Истоку меха ласкали ноги Эпафродита в мягких сандалиях. Три грации на вытянутых руках держали в тонких пальцах прелестную раковину, в которой стоял золотой кубок с греческим вином.

— Садись, Исток!

Эпафродит поманил его к себе. Он бегло говорил на фракийском наречии, вплетая в него много славинских слов, так что Исток его немного понимал.

С опаской подошел к богачу Эпафродиту сын Сваруна и опустился на меха у его ног.

Грек ласково улыбнулся и потрепал сухими пальцами его буйные кудри. Дал знак. Темнокожий нумидиец принес еще один кубок старого греческого вина.

— Возьми, дитя славинов, выпей во славу Христа, он милостив и к тебе!

— Святовит мне сопутствовал, Перун направлял мои стрелы! Я не знаю твоего Христа!

— Ты узнаешь его! Пей в благодарность богам!

Они осушили кубки.

— Исток, ты спас меня от Тунюша, я твой должник!

— Тунюш — разбойник! Каждый славин поступил бы так же. Мы не грабим мирных путников.

— Это достойно похвалы, Исток! Но мой долг велик.

— Ты уже заплатил его, господин. Ты принял к себе меня и моего отца. Ты хорошо заплатил!

— Нет, славин. Я принял вас, но мой долг тут же возрос. Ты победил. Сегодня тебя славит Константинополь. Все позабыли о триумфаторе Велисарии и говорят о тебе больше, чем о самом императоре. Победил мой гость! Твоя слава — моя слава! Чего ты желаешь?

— Научиться воевать, как воюют ромеи. А потом вернуться домой!

— Воевать? Значит, ты не певец? — изумился Эпафродит.

Исток спокойно смотрел на него.

— Я певец по воле моего отца. Но я хочу воевать. Мне нравятся мечи и копья.

— Ты хорошо говоришь, сын славинов! Жаль отдавать такие руки струнам. Слушай! Управда назначил воинский чин в дворцовой гвардии для победителя. Он будет твой. Завтра ты пойдешь со мной во дворец. Сама Феодора желает тебя видеть. Из тебя получится хороший

воин. Ничего, что ты варвар и молишься иным богам. Ты узнаешь Христа и полюбишь его. Ты научишься воевать и прославишься — и твое варварское имя позабудется. У самого Управды не было предков, рожденных в пурпуре [82] , а императрица — дочь раба. Поэтому они любят ловких и смелых варваров. А ты таков, Исток! Но подумай как следует: если ты не примешь службу, ты должен сегодня же ночью скрыться из города, иначе погибнешь. Я дам тебе коня и денег на побег. Итак, решай!

82

Обычно византийские императрицы и другие женщины из императорской фамилии разрешались от бремени в особом дворцовом покое, стены которого были обиты пурпурной тканью.

— Я решил, господин! Завтра я пойду на службу!

— А отец?

— Останется у тебя или вернется домой, как захочет!

— Хорошо. Еще одно. Если ты доволен, оставайся у меня. Отличному воину нужны знания. Я дам тебе учителя, который научит тебя писать и правильно говорить. По утрам ты будешь ходить на воинские забавы, после полудня учиться наукам!

— Ты добр, господин!

— Ступай! Завтра я провожу тебя во дворец!

Пока Исток не вышел, грек смотрел ему вслед. Хитрые глаза его паслись на могучих плечах молодого славина.

«И это певец? Певец? Клянусь Гераклом, он помогал уничтожить Хильбудия. Будешь молчать — и он смолчит. Но отец его болтлив. Напьется и выдаст его. Тогда парню беда. Управда умеет мстить».

Он ударил золотым молоточком по серебряному диску.

— Мельхиор, пусть славин сейчас же вернется.

Управитель вышел.

«Жаль молодого героя, — подумал Эпафродит. — Я защищу его от когтей Управды!»

— Выполнено, господин.

Исток снова встал перед Эпафродитом.

— Мне еще надо поговорить с тобой!

— Я слушаю, говори.

— Но ты скажешь правду?

— Я не лгу, господин!

— Скажи, а не был ли ты среди тех славинов, что разгромили за Дунаем Хильбудий, славного полководца императора Управды?

— Отец уже сказал тебе, что мы музыканты!

Исток не растерялся. Не моргнув глазом, выдержал он пронизывающий взгляд купца, только чуть покраснел.

— Исток! — Эпафродит взял его за руку и притянул поближе к себе. — Исток, ты клянешься?

— Смертью, господин!

— Я тоже! Поэтому я клянусь Христом, богом своим, что из моих уст никто ничего не узнает, если ты мне доверишься. Я спрашиваю тебя потому, что люблю тебя и боюсь за тебя. Скажи мне, поклянись богами, воевал ты против Хильбудия или нет?

Исток молчал. Губы его были плотно сжаты, глаза горели, он гордо поднял голову.

Торжественно звучал его ответ:

— Разве достойный сын своего народа не натянул бы тетивы на погибель врагу?

— Значит, воевал. А ты знаешь, что, если тебя заподозрят, тебе придется плохо?

— Никто не узнает!

— Да хранит премудрая София твои слова и слова твоего отца. Эпафродит будет оберегать тебя!

Когда Исток пришел к себе, только что вернулся Радован. На его рубахе были видны следы красного вина. Он остановился перед Истоком, обхватил обеими руками седую голову, взгляд его бегал, словно он сошел с ума.