Славянский меч(Роман)
Шрифт:
— Поступай по совести, апостол, святитель божий!
И Юстиниан поступил по закону.
В тот же день Радован плакал, как ребенок, и стенал в перистиле перед Эпафродитом:
— Спаси его, всеми богами умоляю тебя, Христом богом, спаси! Освободи Истока, выкупи его золотом. Я навеки стану твоим рабом!
С того момента, как Эпафродит и Радован узнали от Спиридиона о том, что произошло с Истоком, они тенями блуждали по саду. Радован от горя катался по траве и не переставая рыдал. Кубок вина оставался нетронутым в его жилище. Эпафродит бросил все дела, молчал, не отдавал никаких распоряжений рабам. Лоб его покрылся такими грозными морщинами, что челядь в страхе сторонилась его.
Миновала неделя — никто не появлялся. Угнетенное состояние стало проходить. И вдруг Эпафродит ожил, словно лед его души нечаянно растаял на солнце.
— Радован!
Он позвал певца, лежавшего у подножия пиний и в совершенном отчаянии призывавшего на помощь богов.
— Радован, идем в перистиль. Думается мне, что на востоке занимается заря.
Радован последовал за ним, с трудом сдерживая слезы.
Когда они подошли к журчащему фонтану, грек заговорил:
— Радован, я ожидал палатинцев. Их нет. Это хороший признак. Месть Феодоры утолена. И потому засиял свет на востоке моей надежды. Может быть, я спасу Истока.
— Спаси его, богами прошу, Христом богом, спаси! — бросился перед ним на колени старик.
— Печаль моя и любовь к твоему сыну столь велики, что я все сделаю для него. Успокойся, не плачь! И ни шагу отсюда. Луч света вспыхнул в моей голове. До сих пор в ней царил мрак. А теперь я попытаюсь.
— Спаси его, спаси его! — бормотал старик, и по бороде его струились слезы.
В этот момент Нумида доложил, что пришли судебные асессоры императора. Следом за ним явился претор фискалис [110] и возвестил, что высочайшим двором Эпафродиту предъявлен иск. Поскольку совет судей уповает на то, что будет доказана его невиновность, сам Управда желает ускорить течение дела. Он же, Эпафродит, остается на свободе — in custodia libera [111] .
110
Претор фискалис — в Византии высший чиновник, ведавший сбором налогов, один из восьми преторов.
111
Юридическое понятие, означавшее гласный надзор за оставшимся на свободе человеком.
С послушностью наилояльнейшего верноподданого принял Эпафродит сообщение претора и ответил, что немедля наденет траурную одежду обвиняемых, которую он надеется, опираясь на неопровержимые свидетельства своей невиновности, сменить вскоре на торжественную столу оправдания. Претор повторил его слова, с достоинством поклонился и сказал:
— Excellens eminentia tua [112] , да свершится справедливость!
— Уповаю на Христа и на тебя, sublimus magnificentia! [113]
112
Превосходительный (лат.).
113
Благороднейший (лат.).
И
Эпафродита удивил этот визит, но не лишил самообладания.
Снова воспрянул он духом. Как отдохнувший орел, расправил крылья.
«Ты, Феодора, видно, испытываешь усталость от победы, как я от поражения. Теперь ты купаешься в сладостном мщении. Твоя рука потянулась ко мне, но Эпафродит постарается отсечь эту руку».
Он громко хлопнул в ладоши. Раб склонился у его ног.
— Седлай коня, Нумида. Быстро!
Взлохматив волосы в знак скорби, он переоделся, набросил простой дорожный плащ и поехал через весь город к казармам.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Смеркалось, когда Эпафродит вернулся. Лицо его было ясно, глаза горели, на щеках играл лихорадочный румянец. Он разыскал Радована.
Тот, сгорбившись, упершись локтями в колени, сидел в комнате Истока. Глаза его были печально устремлены в мраморный пол.
На столе нетронутой стояла еда и кувшин с вином.
Увидев Эпафродита, старик вскочил, заломил руки и воскликнул:
— О господин!
— Почему ты не ешь, почему не пьешь?
Грек взял кувшин и отпил из него немного.
— О господин, господин, как мне есть и пить, когда печаль перехватила мне горло! Целый день тебя не было; сто раз я спрашивал о тебе Нумиду, богами клянусь, сто раз, может быть, даже больше. Но тебя все не было. И когда пал мрак, я совсем отчаялся, и страх проник в мою душу. «Неужели и ты, господин, попался, — подумал я. — Неужели и тебя схватили?» Погас последний луч надежды; сердце мое, казалось, утонет в слезах.
— Надейся, Радован!
— Надеюсь. Ибо вижу надежду на твоем лице.
— Я не терял времени со славинами.
— С солдатами?
— Двадцать отборных воинов будут готовы завтра в полночь…
— Вызволить Истока?
— Бежать с ним! Вызволю его я сам.
Радован упал на колени и обнял ноги Эпафродита. Растрепанная борода его тряслась, глаза были полны слез, всхлипывая, он повторял:
— О господин, о господин!
— Вставай, ешь и пей! Потому что тебя ждет тяжелый путь. Воины помчатся, как ветер. Кони уже куплены, отличные кони, императорским скакунам их не догнать.
Радован с трудом поднялся и потянулся к руке торговца, чтобы поцеловать ее. Эпафродит отдернул руку, показал на стол:
— Пей, старик, набирайся сил! Завтра в полночь ты поцелуешь Истока, клянусь Христом, поцелуешь. Если же слова мои не сбудутся, знай, — я покончу с собой. А теперь помалкивай, ешь, пей и ни шагу из дому!
Он быстро повернулся и вышел.
Радован стоял на каменном полу; слезы его высохли, после долгого воздержания он снова потянулся к кувшину и, шепча обеты богам, счастливый, полный надежды, принялся пить.
Эпафродит тем временем отправил Нумиду с тайным письмом к евнуху Спиридиону. Вызывая его в полночь на беседу, Эпафродит был твердо убежден, что тот придет, пусть даже с риском для жизни. Алчный евнух не знал страха, если предчувствовал хорошую мзду.
Когда опустилась безлунная ночь, все ожило в доме Эпафродита, зашевелились тени в саду среди пиний и олив. Во мраке босые темные фигуры беззвучно двигались от дома через сад к пристани и точно так же, молча, без факелов, неслышно ступая, возвращались обратно. К морю по тропинке люди шли, согнувшись под бременем своей ноши, а назад они словно плыли по воздуху, тяжело дыша. Изредка у пристани мимо сада Эпафродита пробегал красный огонек.