След голубого песца
Шрифт:
Он увидел её улыбку, смутился, не зная, куда деть свои руки.
— Присаживайтесь, — доктор придвинула стул.
Лёва неловко сел. «Отвык от стульев-то», — подумал он. Смотрел на шкаф с множеством бутылочек да пузырьков и чувствовал, что всё тело у него словно не своё, какое-то деревянное.
— Рассказывайте, что болит...
Что болит у этого парня, ни разу не
Он молчит, опустив глаза. Она ждет, чуть иронически глядя на него.
— Что же вы не отвечаете? Пришли лечиться, так отвечайте доктору.
— Ничего не болит, — буркнул Лёва.
Галина Васильевна улыбнулась.
— Если ничего не болит, в больницу не ходят.
Лёва быстро взглянул на неё. Лицо его вспыхнуло. Глаза потемнели.
— Если нельзя, я и уйду...
Он так порывисто встал, что она отшатнулась в испуге.
— Не бойтесь. Лечите других. Меня не надо... — Он хлопнул дверью.
Галина Васильевна растерянно стояла, не понимая, почему он так рассердился. Потом она подошла к окну и увидела, что он шагает по направлению к школе. Галина Васильевна поймала себя на том, что ей вдруг захотелось, чтобы этот странноватый парень вернулся.
— Вот пустяки-то, — улыбнулась она.
5
Ясовей встретил Лёву с распростертыми объятиями.
— О! Могучий агитатор! Чьих опять пастухов сагитировал уйти от хозяина?
Заметив, что парень хмурится, он участливо спросил:
— Ты что? Стряслось что-нибудь?
Он посочувствовал Лёве, узнав, что тот просчитался с бумажными фондами.
— Хорошо, посмотрим. Возможно, найдется у нас немного.
Ясовей пошарил по шкафам, заглянул в ящики стола — гладкой бумаги не оказалось.
— Тетради вот есть. Могу дать. На линованной-то ничего?
— Покажу редактору. Не знаю, согласится ли. Я думаю, можно и на линованной. Как по-твоему, Ясовей?..
— По-моему, беды не будет, ведь пишут же вместо гербовой на простой.
За чаем Лёва был рассеянным, отвечал невпопад, наконец не выдержал, спросил Ясовея:
— Доктор долго здесь будет жить?
— Думаю, что она не в гости приехала. И работой увлекается...
— А замуж пойдет, как вы думаете?
Ясовей развел руками.
— Вот уж не знаю... Наверно, смотря по тому, каков жених, крепко ли любит...
— Вот, понимаешь, полюбил, — воскликнул Лёва и покраснел.
— А она?
— Она? Не знаю, я ведь не спрашивал.
Ясовей почувствовал, как в груди у него кольнуло. Что это, ревность? Чтобы погасить неприятное чувство, он стал быстро ходить по комнате. Потом нарочито бодрым голосом сказал:
— А ты всё же спроси. Ответит так же, как ты, тогда, что ж, будем гулять на свадьбе. Пригласишь, надеюсь?
Лёва расцвел, оживился. Он был теперь способен говорить без конца и без устали. Достал свою заветную тетрадку, попросил Ясовея послушать немножко, одно только стихотворение, а прочитал десять. И еще бы читал, да хозяин слушал без внимания. Это охладило поэта.
— Ну, как? Ничего? — спросил он, и было видно, что надеялся на похвалу.
Ясовей пожал плечами.
— Поправить — так можно, видимо, напечатать...
Лёва свернул тетрадку, стал прощаться.
— Куда же ты? Заблудишься ещё ночью!..
Лёва глянул в окно: верно, ночь. Но все равно ехать надо: завтра с утра предстоит набирать последний номер «Нердени».
— Тогда поедем, я тебя провожу. Не зря меня зовут Ясовеем — покажу дорогу.
Ясовей оделся, подошел к кроватке, осторожно приподнял легкое, как пух, меховое одеяльце. Смуглолицый, похожий на отца малыш крепко спал.
— Ишь ты, оленевод, хорошо едешь, твердо дорогу знаешь. Ну, спи! Завтра потолкуем.
Ясовей бережно прикрыл мальчика и, стараясь не скрипнуть дверью, вышел.