След голубого песца
Шрифт:
Ясовей смотрел на неё с хитрецой в глазах.
Когда Ясовей рассказал об этом разговоре со своей барыней Николаю Шурыгину, и тот ухватился за бока.
— Нет, ты далеко пойдешь, Ясовей. Глядите, барыню-сударыню начал просвещать, о смысле жизни разговор с ней завел. Настоящий философ. Далеко пойдешь...
— Нет, далеко не уйти, тобоки изорвались, — вздохнул Ясовей.
Они долго толковали о жизни. Как мог, понятно рассказал Николай своему любознательному слушателю о классах и классовой борьбе, о капиталистах, угнетающих трудовой
— Вот так и получается, Ясовей, одни работают, а другие пользуются результатами их труда. Понял?
— Понял маленько-то, — ответил мальчик, задумываясь, и вдруг весь встрепенулся. — Да ведь и в тундре так!
Внезапное открытие поразило его.
— Так ведь и в тундре. У кого олени, возы пушнины, лари мяса. Золота целые кошели. Дома со складами и лавками, как у Саулова в Оськине. А у других еды нет, иди корку хлеба просить...
10
Прошла зима. С открытием навигации шумнее стал город. Приехал бродячий зверинец. На пустыре около бани появились карусели — веселая отрада не только детей, но и взрослых.
Однажды Галя позвала Ясовея кататься на карусели. Друзья рядышком уселись на облучок за ярко размалеванной лошадкой. Заиграла музыка, закружились, побежали соседние березки, в одну линию слились лица толпы, ветерок засвистел в ушах. Чувство легкости, быстроты, стремления вперед наполнило сердце. Ясовею казалось, что он мчится по родной тундре на легконогой оленьей упряжке. Он невольно привстал, испустив гортанный крик.
Галя придержала его рукой.
— Что ты, упадешь, сиди...
Он схватил её руку и крепко сжал.
Карусельные лошадки остановились, музыка замолкла. Друзья пошли домой.
— Ясовей, — сказала Галя, — тебе нравится у нас?
— У вас-то как не нравится, — ответил он, подумав немного, и продолжал: — В городе весело, узнать всё можно... Только в тундру хочется.
— Уедешь в свою тундру?
— Уеду, Галя. Там у нас хорошо, широта. Посмотришь кругом, глаз не хватает, чтобы увидеть край тундры. Везде бело-бело. Около солнца радужные круги. Из-за сопки движется стадо оленей. И рога переплелись, будто прутья яры. Знаешь, такой кустарник есть, яра. Будто сорвался кустарник с места и идет по тундре. А от копыт такой шум, кажется — море в скалы бьет. Ты слыхала, как шумит море?
— Нет, не слыхала.
— У нас море неспокойное, сердитое. Всё стучит и стучит в каменный берег. Ты стоишь на скале, а брызги так тебя всего и обдают. Хорошо у нас.
— Да, хорошо, — соглашается Галя и вдруг спохватывается: — А как же... ты уедешь и к нам больше не будешь ходить?
— Как не буду! К вам я буду ходить, — решительно возражает Ясовей и останавливается, сделав смешной жест рукой. — Глупость сказал: уеду и ходить буду. Ну, ничего, я тебе письмо напишу.
11
Долго не бывал Ясовей
Ясовей сообразил, что тут случилось несчастье, но какое, понять не мог. Он уже хотел повернуть обратно, думая, что произошла семейная ссора, в которую не надо вмешиваться. Но Василий Карпович заметил его.
— Заходи, Ясовей, ничего. Проходи, сынок...
Он хотел, кажется, еще что-то сказать, но повернулся и стал смотреть в окно. Наталья Степановна заплакала громче. Словно выйдя из оцепенения, Галя резко спрыгнула с кровати.
— Не надо, мамочка, успокойся, — сказала она, ласково трогая мать за плечо, сама готовая разреветься.
Ясовею хотелось спросить, что же случилось, но он чувствовал, что не надо спрашивать, и молчал. Наконец Галя, успокоив немножко мать, подняла стул, смахнула с него тряпкой пыль и подвинула его Ясовею.
— Присаживайся. Извини за беспорядок. Ишь, что натворили, — вяло улыбнулась она. — Жандармы были в гостях... Колю увели...
Нижняя губа у Гали запрыгала, и она прикусила её.
Ясовей понял. Жандармы увели Николая. Это те, в голубых мундирах, с шашками в обшарпанных ножнах, с красными мясистыми руками, при виде которых ему всегда становилось не по себе. Эти руки тут всё и разворошили. Они грубо схватили Николая... «За что?» Произнес он эти слова или Галя угадала вопрос по глазам — ответила:
— В забастовке участвовал, вот и взяли...
Василий Карпович медленно отошел от окна, будто нехотя поднял с полу распоротую подушку. Это вывело из оцепенения и Наталью Степановну. Она стала помогать мужу прибирать комнату.
Забастовка. Что это такое, Ясовей не знал, а переспросить не решился. Видно, дело важное, раз в нем участвовал Николай. А почему же это не понравилось жандармам? Ясовею ясно: Николай, его родители, Галя — люди хорошие. Жандармы — плохие. Они сцапали Николая, его надо спасать.
— Василий Карпович, пойдем, — сказал он решительно.
— Куда же это?
— К жандармам. Отнимем Николая. Пойдем скорее...
— Милый друг, — ответил Василий Карпович с доброй и грустной улыбкой, — нам вдвоем ничего не поделать с ними. У них сила, у них власть...
— А если они уморят Николая... Мы тоже будем сидеть? Так?
— Нет, не так, Ясовей, не так, славный ты мальчик, — задумчиво посмотрел на него Василий Карпович, барабаня пальцами по столу.