След менестреля
Шрифт:
Я не знаю. Никогда еще я не чувствовал такой неопределенности и такого уныния. Наверное, я старею. Мне ведь уже тридцать два года, сэр. В моем возрасте люди начинают задумываться о вечном.
— Полно вам, ваши годы… — и тут я подумал, что во времена де Клерка люди редко доживали до сорока лет. И еще заметил седину в волосах барда. Видимо, бедняга совсем пал духом. — У вас еще будет время сочинить свою лучшую балладу.
— Хотел бы я в это верить. Но что-то не так со мной, сэр. Или Предчувствие Беды овладело и мной так же, как и
Бард помолчал, будто хотел услышать такой желанный для себя ответ от нас с Вероникой. Потом тяжело вздохнул.
— Мне кажется, что я иду вперед, но в итоге оказываюсь там, откуда начал свой путь, — продолжал он. — Мне мнится, что я достиг совершенства, но, в конечном счете, я всего лишь обманываю себя, пытаюсь придать тому, что делаю хоть какой-то смысл. А мир стал другим, и я понимаю это.
Я понимаю все, но иду дальше путем, который когда-то выбрал. Я не могу по-другому. Лишь надеюсь, что однажды все-таки найду ответы на вопросы, которые мучают меня сегодня. Найду те слова, которых мне сегодня так не хватает.
— Вы их уже нашли, — заметил я. — Не стоит принижать свои таланты.
— Нет-нет, я вижу, что все идет не так, совсем не так! Какое-то безумие владеет мной. В моей голове часто всплывают образы событий, которых не было в моей жизни. Чужие имена, чужие лица, странные места, где я будто бы бывал, где жил и которые — да простит меня Господь! — считал своей родиной. Я ведь сын крестьянина, но иногда в моих снах я прекрасно говорю по-французски, не хуже тех пленных шевалье, которых видел в Кентербери. Откуда это у меня? У меня никогда не было семьи, но порой я слышу детские голоса, которые называют меня «Папа!», и я понимаю, что они как-то связаны с тайной, которую я долгие годы пытаюсь разгадать. Что это, как не сумасшествие?
— Да, действительно странно (Ну не мог я рассказать де Клерку того, что узнал о нем от Тейо и Сестер!). Но это не безумие. Это чувствительность души художника, как мне кажется.
— Дай-то Бог. Теперь, когда в мою жизнь вошла леди Вероника, я бы хотел только одного — победить болезнь и остаток жизни прожить с моей милой в тихом прекрасном уголке Саратхана, в маленьком домике с садом, где будут расти цветы и звенеть детские голоса. — Де Клерк с обожанием посмотрел на мою бывшую помощницу. — А ты, единственная любовь моя, ты хочешь этого?
— Всей душой, — ответила Вероника с таким жаром, что я смутился и почувствовал себя в этой комнате лишним.
— Скажите мне, мастер Вильям, а вы бы не хотели вернуться в Англию? — спросил я.
— В Англию? — Мне показалось, что де Клерк вздрогнул всем телом. — В Англию? А почему я должен вернуться в Англию?
— Это ваша родина, как-никак. Вы англичанин. Нет ничего лучше возвращения домой после долгих странствий.
—
— За что?
— За ересь, — де Клерк опустил взгляд. — За то, что я рассказывал о том, что видел здесь, в Элодриане.
— Но ведь можно и покаяться, — произнес я.
— Нет, — де Клерк мотнул головой. — Церковь не простит мне. Покаяние не спасет меня.
— Мать-Церковь милосердна. Она служит Господу, а Бог есть любовь. У нее всегда найдется слово утешения и поддержки для заблудшего сына.
Вероника посмотрела на меня с удивлением. Де Клерк судорожно сжал кулаки.
— Я когда-то бежал оттуда, — сказал он. — Тейо поведал мне, какая судьба меня ждет, и я испугался. Страх смерти помутил мой рассудок.
— Судьба иногда бывает слепа, но есть еще воля Божья. Блажен, кто следует ей.
— Вы говорите, как священник, — де Клерк посмотрел на меня почти с испугом.
— Я выслушал вас и подумал, что ваши мысли о собственном несовершенстве и пустоте вашей жизни вызваны недомоганием, усталостью и разлукой с домом. Вы слишком долго странствовали по Элодриану и оторвались от своих корней. Вам нужен покой, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. К тому же, вам пора подумать о собственной семье.
— Я уже признался леди Веронике в любви и просил ее стать моей женой, — заявил де Клерк, — и она согласилась.
Оба-на! Вот это был гром среди ясного неба. Нет, понятно, что это любовь, но чтобы так далеко все зашло…
— Душевно рад, — я просто не знал, куда себя девать, моя растерянность росла с каждой секундой. — Вы…эээ… прекрасная пара, и я желаю вам… эээ… счастья. Много-много!
— Ах, только бы мне победить болезнь! — Де Клерк молитвенно поднял руки к потолку. — Я молюсь об этом день и ночь.
— Пожалуй, я оставлю вас, — сказал я, вставая. — Желаю вам выздоровления, мастер, и до встречи. Леди Вероника, можно вас на два слова?
— Это правда? — спросил я шепотом, когда мы вышли из комнаты. — Насчет женитьбы?
— Да, Кирилл Сергеевич! — Вероника, казалось, вот-вот заплачет. — А вы против?
— Господи, причем здесь я? Не во мне дело. Ты мне очень дорога, я по-прежнему восхищаюсь тобой, но у меня есть любимая женщина. Столько лет не было, а тут появилась, и я… вобщем, я счастлив.
— Рада за вас, Кирилл Сергеевич. Не получилось у меня вас окрутить.
— Господи, кто о чем! И потом, дело не только в барде. Я подумал, что тебе нужно вернуться обратно. Домой, к маме.
— Домой? — Ее губы задрожали. — Кирилл Сергеевич, а как же Вильям? Я ведь люблю его!
— Все понимаю, солнышко, — я отвел ее подальше от двери в комнату, чтобы де Клерк не мог услышать наш разговор. — Однако не все так просто. Де Клерку нельзя оставаться в этом мире. Думаешь, почему я заговорил об Англии? Он обязательно должен вернуться в свое время, в Англию четырнадцатого века. Это даже не обсуждается.