След менестреля
Шрифт:
Ага, ты слышишь меня и поэтому так мило улыбаешься во сне? Или тебе снятся леса Саратхана и славная охота, о которой теперь придется забыть? А я вот сейчас счастлив, потому что ты рядом. И мое счастье было бы совершенным и неомрачаемым, если бы не де Клерк и Вероника. Не могу я забыть о них ни на секунду. Даже сейчас, в этой постели, рядом с Уитанни.
Ты спишь, моя любимая, и не даже не подозреваешь, что случится сегодня утром. И хорошо, что не подозреваешь, а то плюнула бы мне в лицо — и правильно бы поступила. Сейчас я думаю, что в своей жизни не раз оказывался в сложных ситуациях. И в той, прежней, и в новой. Разные со мной случались вещи. Иные и вспоминать не хочется. Из всех этих переделок
Я не большой специалист по истории, но я представляю, что будет дальше. Уильям и Вероника не смогут долго прятаться. Им некуда будет бежать, никто не отважится помочь им. Их схватят, и темницу Волчьего Логова сменят казематы какого-нибудь Тауэра. Может быть, будут пытки. Представляешь, Уитанни, они будут пытать Веронику! А потом их казнят. Варварски, со средневековой жестокостью. Никакое покаяние их не спасет. Получается, что мы зря спасли их, вырвав из лап Лёца. То есть, мы спасали Элодриан, а не их. Элодриан теперь как бы будет спасен, а они…
Каким-то мерзким лицемерием все это отдает.
Понимаешь, солнышко, твой ллеу поневоле станет убийцей. Не напрямую, конечно, на моей работе это называется «пособничество». Не хотел я этого, видит Бог. Я пришел в этот мир, чтобы разобраться с делом Маргулиса и найти Вильяма (дьявол, не могу я его называть отцом, вот не могу и все тут!), а получилось, что меня, образно говоря, понесло течением, и выбора у меня не было. Я выполнил свою работу, но радости в душе почему-то нет, солнышко мое. Совершенно.
Да, конечно, я должен благодарить Бога и судьбу за тебя. За то, что мы встретились. И я многим обязан тебе, Уитанни. Да что там многим — всем. Жалок мужчина, за которым не стоит женщина, ради которой он готов пойти на смерть. Мне повезло — у меня есть такая женщина. Ты, моя милая киса, мое неземное волшебство, моя звездочка, мой ангел, моя любовь. Вот называю тебя так, а сам думаю — черт, пошло все как, нет слов в языке, достойных твой красоты и твоей самоотверженности. Достойных тебя, любимая. Сразу вспоминаются слова де Клерка, когда он сетовал, что не может полно выразить свои мысли. Пожалуй, во всей этой истории я единственный, кому досталось счастье. Остальным выпала смерть.
Мрачно? Наверное. Но я не могу сейчас думать по-другому. Хотя, если разобраться, все было предопределено что ли. В Элодриане война, а без жертв войн не бывает. Тейо знал, что его время на исходе. А Маргулиса мне ничуть не жаль. Он был сволочью, хитрой, жестокой и властолюбивой, а главное — он совершенно серьезно возомнил себя чуть ли не Господом Богом. Может, я слишком категоричен, но у меня нет причин оправдывать Маргулиса, я сам по его милости едва не закончил жизнь на костре. Вообще, за последние месяцы я встретил много уродов. Того же Джарли. Но теперь все это кончится, лапа моя. Сегодня кончится. Элодриан станет таким, каким был до появления Вильяма. И мы будем вместе. Я буду всегда любить тебя, Уитанни. До самой смерти…
И Вероника с Вильямом будут любить друг друга до самой смерти, так-то.
Я не хочу об этом думать, но эти луны за окнами — они будто в душу мне светят. Скорее бы рассвет. Я очень хочу, чтобы ты поговорила со мной, моя радость, но ты спишь, и я не хочу тебя будить.
Я люблю тебя, Уитанни.
Люблю безумно. И как бы мне хотелось, чтобы границами вселенной стали стены этой уютной, пропахшей ароматом орхидей и роз спальни! Чтобы наше тихое безмятежное счастье никто и ничто не нарушили.
Я люблю тебя, душа моя. Ллеу Кьириэлль амрар фрайн ар» нр Уитанни. Видишь, я помню, как это звучало на языке гаттьен…
Сегодня ночью изменилась не только ты, но и я. Я счастлив, Уитанни. Благодаря тебе счастлив. И потому моя боль еще сильнее — я не хочу, чтобы страдали Вероника и мой отец. И я бессилен что-то изменить. Это самое страшное.
А может, я чего-то не понимаю?
Может, она все-таки есть — Судьба? И у каждого человека она своя?
Моя судьба — это ты, Уитанни? Да, я думаю, это так. Во всяком случае, другой бы я не хотел. Я всю жизнь шел к тебе, любимая.
А Вильям… мой отец всю свою удивительную, невероятную жизнь шел к тому, что должно было случиться давным-давно. Цикл замкнулся, змей времени вцепился зубами в собственный хвост. Сегодня его странствия, итогом которых, как это ни удивительно, стало мое рождение, будут закончены. И как же ужасно, что я об этом знаю, а он нет!
Но… Наверное, нельзя лишать человека надежды. Может быть, потому человечество и существует до сих пор, что за мгновение до смерти человек искренне уверен в том, что ему суждена долгая счастливая жизнь. И поднимаясь по ступенькам эшафота, отчаявшийся и прощающийся с солнечным светом осужденный не подозревает, что указ о его помиловании уже подписан и будет прочитан через несколько секунд. И давай будем думать, милая моя Уитанни, что Тейо ошибся. Что судьба Вильяма де Клерка изменилась. Что они с Вероникой нашли друг друга, и все у них будет хорошо. Как у нас с тобой, солнышко мое. Как у нас с тобой…
Я по-другому представлял себе Омайн-Голлатар, ворота миров. Надеялся увидеть что-то величественное, волшебно-прекрасное. Таинственные ворота оказались кругом рунных менгиров на вершине плоского холма, возвышающегося над лесом. Чтобы добраться до этого места, мы прошли по древней мощеной дороге от Башни Сестер наверное с километр через лес. Иллюзия весны за пределами Башни не действовала, и в лесу было холодно — стволы огромных многовековых сосен, кедров и лиственниц покрывал иней, девственно-чистый снег искрился в свете голубых газовых фонарей, горевших вдоль дороги. Древний лес ши казался невероятно сказочным, волшебным в предрассветном мраке, гигантские деревья подавляли своими размерами. Однажды у меня уже возникало такое чувство — несколько лет назад я побывал в Египте и попал на экскурсию в Луксор. Так вот, в древнем храме бога солнца Амона, среди циклопических колонн, рядом с которыми чувствуешь себя мелкой букашкой, я испытал те же чувства, что и сейчас, в зачарованном лесу, где сохранилась древняя магия Элодриана. Мы растянулись по дороге — впереди Сестры Ши, за ними де Клерк с Вероникой, я и Уитанни замыкали нашу маленькую процессию. Де Клерк часто останавливался, чтобы передохнуть: было видно, что даже этот не особо протяженный путь дается ему с трудом. Выглядел бард очень плохо — глаза его ввалились, нос заострился, шумное дыхание было неровным, время от времени де Клерк начинал кашлять. Я видел, с какой болью смотрит на него Вероника, но ничем не мог им помочь. Лишь надеялся, что уже скоро мы дойдем до места, и дальше…