След мустанга
Шрифт:
— Похороним на огороде.
Старик усмехнулся, разгладив усы.
Над мешками, закрывавшими крыльцо, выглянул Остерман:
— И долго будем стоять на солнце? Заходите.
Они вошли в дом, и Полли поднесла кувшин и кружку. Старик отпил маленький глоток.
— Хорошая вода.
— У нас ее много, — сказал Остерман по-русски.
Брови старика дрогнули. Но он спокойно осушил кружку, вытер губы и только потом глянул на Илью. А затем перевел взгляд на Полли.
— Папаша, это Илья, — сказала она. — А это Кирилл. Они из России.
Старик
— Чего дома не сиделось?
— Мы не по своей воле, — сказал Кирилл.
— Я тоже, — буркнул старик. — Дочка, налей еще.
Полли поставила на стол деревянное блюдо с нарезанным окороком и зеленью. Старик разгладил усы, с сожалением поглядев на еду.
— Некогда мне пировать. Говори, техасец, зачем привел?
Кирилл толкнул Илью локтем в бок, и тот подсел к столу.
— Истинно так, Лука Петрович! Пировать мы с вами еще попируем, а пока надо с делами закончить. А дело у нас с вами непростое. Позвольте представиться — Илья Осипович Остерман, из Аризоны, а вообще-то мы с Кирой с Одессы, но об этом позже. У вас, как говорится, товар, у нас купец…. Понимаете, к чему веду? — Илья рассмеялся, скрывая смущение. — Самые трудные переговоры в моей практике.
Лука Петрович, сей молчаливый джентльмен — Кирилл Андреевич Белов, судовладелец из Техаса. В Галвестоне у него дом, каменный, старинной постройки. Шесть или семь комнат, огромная кухня, камин, и еще я все время заставляю его провести электричество, а он упирается. Говорит, что все равно в доме не живет, все время в море да в море, а мышам электричество без надобности. Но когда ваша дочь там поселится…
Старик посмотрел на Кирилла:
— Судовладелец? И многими судами владеешь?
— У меня шхуна.
— Каков доход с одной шхуны?
Это был не самый приятный вопрос, но Кирилл не стал ничего скрывать:
— Чистого дохода за прошлый год выручил три тысячи долларов.
— Негусто, — усмехнулся старик, разглаживая усы. Он взял с блюда самый маленький ломтик мяса, пожевал его и снова усмехнулся: — Полюшка у меня — любимица. В голодный дом ее не отдам. К ней такие женихи подкатывали, что и по тридцать, и по триста тыщ загребали.
Полли прикрыла ладонью губы, растянувшиеся в улыбке, и отвернулась:
— Папаша, что вы такое говорите …
Старик съел еще листик салата. Видно было, что он голоден, однако ел как бы из вежливости.
— А что же ты на ней не ходишь, на шхуне?
— Я хожу, — сказал Кирилл.
— Кем? Матросом? Или капитаном?
— Капитан у меня нанятый, человек опытный, с английского торгового флота, — доложил Кирилл, заметив в голосе старика неподдельный интерес. — Матросы со мной ходят тоже не первый год. Боцман — с военного фрегата, у него не забалуешь. Вот такая моя команда. А я хожу то помощником, то суперкарго, [13] когда с товаром идем.
13
Суперкарго —
— И давно ходишь?
Кирилл ненадолго задумался. И все же рискнул слегка прирастить свой морской стаж.
— Уже лет пятнадцать, как мы с Ильей первый раз на пароходе от берега отошли. Был я и юнгой, и матросом.
Старик кивнул, вполне удовлетворенный ответом.
— Да уж, кто в море не бывал, до сыта богу не маливался.
— Эх, Лука Петрович! — Остерман с досадой хлопнул себя по коленке. — В другое время, да в другом месте мы с вами так славно поторговались бы! А сейчас — ни то, ни се. Но молодых выручать надо. Так какое будет ваше слово?
Старик откашлялся и разгладил бороду.
— Что же, Кирилл Андреевич, ты, я вижу, человек добрый, умелый, с головой на плечах. Авось, Полюшка с тобой не пропадет. Да только не с того ты конца начал. Ты бы с ней сначала сговорился бы. Ей жить, пусть сама и решает.
— Я уже решила, — отозвалась Полли.
Кирилл глянул на часы.
— Отлично. Есть еще несколько минут. Уходить будете с заднего двора, верхами. Овраг с холмов не просматривается. А если кто-то за вами кинется, мы его остановим. Идемте, ваши кони уже оседланы.
Старик поднялся и надел шляпу.
— Фургон мой переставь к забору. Чтоб не занялся, если дом загорится. Ну, сынки, долго вы тут будете стоять? Не надумали уходить?
— Что за вопрос? — удивился Илья. — Это наше ранчо. Мы тут живем. Зачем куда-то уходить? Нам и тут хорошо. А вы, Лука Петрович, время не теряйте. Бражку поставьте, свинку откормите, гостей созывайте. Сватовство у нас прошло кое-как, по-американски. Но свадьбу играть будем по-настоящему, по-русски.
25
Лежа за камнями на макушке холма, Джон Лагранж наблюдал за тем, как идут переговоры. А шли они так: Клейтон отдал заложника и разлегся на сухой траве, дымя сигарой.
Может быть, раньше Лагранжа возмутила бы подобная безалаберность. Но сейчас ему было на все плевать. Дело поручено Клейтону, ему и отвечать.
Пока же похвастаться было нечем. Ночью подожгли одну конюшню и залегли в соседней, чтобы перебить работников, которые кинутся тушить пожар. Но не дождались их. А тут еще кто-то разлил керосин, и вторая конюшня занялась сама собой. Хорошо, что сами не сгорели.
Со злости подожгли и третью, а потом трудно было удержать людей от похода на усадьбу. Шли туда, уже изрядно поддав, да и огромное пламя опьяняло сильнее, чем выпивка. Если бы раненые не орали так громко, на них бы и не оглянулись. Можно считать, что ночь закончилась удачно. Потеряли только двоих убитыми.
Лагранж подумал, что, если б он был на другой стороне, трупов оказалось бы гораздо больше. Что из себя представляла ночная атака ковбоев Клейтона? Цепь пьяных идиотов, медленно бредущих по хорошо освещенному склону навстречу смерти. Нет, имея под рукой пристрелянную винтовку, он бы никого не оставил в живых. Никого.